— Знаешь, папа, когда ты заводишь эти нелепые, мелодраматические разговоры, я с трудом заставляю себя помнить, что ты мне отец — как будто. Да, я старалась быть в курсе твоих похождений. Я должна охранять тебя от тебя самого, я должна знать все твои очередные проявления ребячества и каждый раз решать, доводить ли их до сведения тех людей, которым приходится иметь с тобой дело. Дорогой мой папа, если бы ты мог себе представить, сколько сил я вынуждена тратить на то, чтобы удержать при тебе твоих старых друзей, даже твоего доктора…
— Ты вынуждена?!.
— Если б ты знал, сколько раз мне приходилось выслушивать, что им надоели твои вечные попойки, твои сомнительные похождения, твои разговоры, разговоры, разговоры без конца об иностранных делах, в которых ты ничего не понимаешь…
— Мои разговоры?!.
— Но я спорила с ними, я их уговаривала, просила не забывать, что при всех твоих старческих причудах…
— Старческих?!.
— …у тебя все же благородное сердце и неплохая голова, по крайней мере для коммерческих дел. Это я-то наступаю на людей? Я стараюсь лезть выше? Господи, да мое самое большое желание в жизни — быть любящей женой и дочерью, сидеть дома и все приносить в жертву ради блага мужа и отца, и если я стала проявлять какой-то интерес к общественной деятельности, так только потому, что не могла спокойно смотреть, как вы, двое взрослых мужчин, строите из себя пьяных шутов. Я просто больше не в силах была сидеть дома и ничего не делать. И только своими непрестанными трудами и стараниями я уберегла вас обоих от тюрьмы или лечебницы для алкоголиков; что же касается тебя, то предупреждаю, что отныне я полностью беру на себя заботу о твоей политической карьере. Полностью!
На столе у полковника зазвонил телефон, соединенный с его секретарем. Трубку сняла Уинифрид и сейчас же зажурчала:
— Да, да. Пусть войдет.
Она повернулась к полковнику, тая в улыбке:
— Это репортер из «Ивэнтс». Он хочет, чтобы ты высказался о психологии японцев.
Вошел молодой человек, снисходительно кивнул Уинифрид и обратился к полковнику:
— Патрон думает, что вы можете рассказать много интересного о Японии. Он говорит, что несколько лет назад ваша фирма имела крупные заказы от японского правительства.
Полковник пыхтел:
— Вздор, вздор! Так, пустяки, мелкая торговая реклама, и в наше агентство она попала по ошибке — упущение одного низшего служащего — я его уволил, как только узнал, что он принял этот гнусный заказ!
Уинифрид Хомуорд, изящно играя папироской и эффектными модуляциями в голосе, перехватила внимание репортера.
— Вы совершенно правильно сделали, что обратились к полковнику. Хоть он мне и отец, но я открыто заявляю, что никто не знает Японии и путей к ее разгрому так, как полковник, вооруженный двойным опытом солдата и администратора. Вот вам наша — моя и его — точка зрения. Если говорить о наикратчайшем пути от Нью-Йорка или Детройта, или Питсбурга, или Вашингтона, или Сент-Пола, или, наконец, от Торонто до Токио, Кобе или Иокогамы, или, что особенно важно, до Кореи, где, по нашим сведениям, местное население готово восстать против своих японских поработителей…
Полковник Мардук незаметно вышел из комнаты и вернулся лишь тогда, когда это увлекательное интервью с ним было закончено.
• • • Уинифрид говорила Пиони:
— Все мужчины одинаковы, даже самые даровитые — такие, как мой отец, ваш муж или мой муж; у них могут быть самые лучшие намерения, но они совершенно лишены чувства порядка и подлинной человечности — не то, что мы, женщины. Вероятно, в нас это чувство воспитывается тем, что мы ведем хозяйство и матерински заботимся о них.
В Америке школьное обучение и надзор за чистотой языка и нравов всегда были нашим, женским, делом, но сейчас, когда столько мужчин ушло на войну, нам представляется возможность распространить свое влияние на более высокие сферы. На следующих выборах я думаю выставить свою кандидатуру в муниципалитет Нью-Йорка и не вижу, отчего бы впоследствии мне не сделаться губернатором. Кроме того, я хочу основать самостоятельную организацию типа ДДД, но более тесно связанную с повседневной политикой. Я считаю, что ко времени заключения мира женщины должны находиться у власти и диктовать условия капитуляции. Мы ведь гораздо менее чувствительны, чем мужчины.
Вы одна, Пиони, можете спасти меня. Я хочу, чтобы вы немедленно поступили в коммерческий колледж, изучили машинопись и стенографию и подготовились к тому, чтобы возглавить штат секретарей, который мне придется себе завести. Я буду вносить за вас плату и, кроме того, в течение всего курса выдавать вам по двадцать долларов в неделю стипендии. Как, согласны?