– Я уже не тот юнец, что умирал некогда в твоей хижине, Нингишзида, -промолвил он, и это были первые слова, которые старик услышал от него после его возвращения. - Я не нуждаюсь в лекарствах. Подземный огонь выжег мне внутренности, Нингишзида, и я не человек больше. Я еще не испил из Сосуда Бессмертия, а перемены, произошедшие со мной, уже чудеснее, чем ты можешь себе вообразить, старик. Ибо я сошел в нижний мир, и говорил с его властителями, и вернулся живым.
Нингишзида со страхом смотрел на своего преображенного ученика. Тот сидел на своей циновке и говорил, не меняя интонаций своего голоса; но голос этот не был голосом прежнего Нираха. Гром подземных барабанов слышался в нем, и вой флейт, сделанных из костей мертвецов, и хохот ужасных демонов. Но Нирах говорил, и Нингишзида не смел прервать его.
– Я спустился по лестницам зиккурата, что некогда воздвигли твои предки, о Нингишзида, зиккурата, что ушел глубоко в лоно земли и укрыт бездонной топью от лучей небесных богов. Я воссел перед алтарем Нергала, и закрыл глаза, и отправил своего двойника Ка в путешествие в Страну Без Возврата. Ибо щель, в которую может проникнуть двойник, находится там, у самого алтаря.
И я прошел Черными Вратами, и не испугался Ждущих у Порога, потому что был защищен. И шестеро Спрашивающих во Тьме напрасно тянули ко мне свои щупальца, ибо я знал ответы на их вопросы. Это ты научил меня, как отвечать им, Нингишзида, и я благодарен тебе, но теперь моя мудрость больше твоей. И, миновав Стражей, я прошел по тонкому, как волос Эми, мосту над Бездной Судеб и ни разу не обернулся назад. И демоны, живущие в бездне, напрасно разевали свои жадные пасти, потому что я перешел мост и припал к ногам Эрешкигаль. И я принес ей дары, как ты и учил меня, о Нингишзида. И Эрешкигаль, в память о зле, причиненном ей некогда Нергалом, Повелителем Подземной Страны, дала мне три ключа от трех ворот, за которыми на Черном Троне восседает Нергал. И я открыл врата, и победил тех, кто стережет проход, но в Кровавой Мгле перед троном Нергала был схвачен неведомыми чудовищами и принесен перед лицо Властителя Мертвых и брошен ниц. И услышал я голос, что звал меня из-под земли все эти годы, и голос был страшен и невыразимо печален. И я говорил с ним.
– Говорил с Нергалом? - ахнул старик. Нирах поднял лицо, и Нингишзида отпрянул в испуге - не лицо это было, а каменная маска, и казалось, что маска эта сдерживает бушующий под ней адский пламень. Словно не мозг находился за огромным высоким лбом Нираха, а гнездо шевелящихся змей.
– С Нергалом? - передразнил он. - Да твой Нергал не больше, чем пыль с сандалий тех, кто спит в глубине мрачной бездны нижнего мира. Ибо после того, как я говорил с Нергалом и не убоялся его, я был пропущен дальше. И я шел по пустынным полям подземной страны, и долог был мой путь. И увидел я Энмешарру, господина всех законов, правящих миром, который в незапамятные времена установил их, а затем отдал младшим богам. И он спит, огромный и бесформенный, как туча, а проснется лишь перед концом времен. И видел я иных, непохожих ни на одно обитающее в нашем мире существо, и говорил с ними. И было открыто мне, о Нингишзида, что три талисмана Итеру есть Чаша, или Сосуд Бессмертия, Камень, вставленный в корону, и Череп, посылающий смерть. И они есть ключи трех миров: Чаша - верхнего, Камень - от нашего и Череп - от страны Мертвых. А еще мне было открыто, что, собранные вместе, талисманы эти могут осуществлять любые желания человека, но в действительности они были созданы для того, чтобы сломать замки и стены узилища, в котором заключена Ночь. Ибо, когда я достиг пределов Дальней Земли, я увидел стену, за которой лежит Обиталище Ночи.
Нингишзида сделал знак, отгоняющий демонов. Лицо его посерело. Он все больше убеждался, что не Нирах говорит с ним сейчас, а некто, заключенный в его оболочку.
– Не бойся, старик! - увидев его трепет, сказал Нирах и рассмеялся. - Я все тот же ученик, которого ты так часто таскал за уши и бил палкой. Моя человеческая сущность изменилась, но я не утратил память. Больше того, я приобрел то, чем не владеет ни один человек, рожденный под солнцем. Ведь я видел Ночь, Нингишзида, я видел ее со стены в Стране Мертвых!
Лицо его вдруг неуловимо переменилось - уже не каменной маской стало оно, а живым человеческим ликом, замершим в скорбной гримасе. В глазах Нираха Нингишзида заметил смертельную тоску и муку, и это испугало его больше, чем все превращения, произошедшие с учеником до того.