Петр обнимает матроса, потом Абдурахмана. Берет из руки Меншикова кубок с вином.
Петр. В сей счастливый день окончания войны сенат даровал мне звание отца отечества. Суров я был с вами, дети мои. Не для себя я был суров, но дорога аше была Россия. Моими и вашими трудами увенчали мы наше отечество славой. И корабли русские плывут уже по всем морям. Не напрасны были наши труды, и поколениям нашим надлежит славу и богатство отечества нашего беречь и множить. Виват!
Пушки, трубы, крики.
Чертов мост
Комедия в трех действиях
Руди, он же маркиз Амедей Дамьяк, 30–35 лет.
Майк.
Гарри.
Агния — королева.
Зигфрид, принц Рейнский, — ее жених.
Барон Фома Хунсблат — премьер-министр и глава концерна тяжелой промышленности.
Блиц — его секретарь.
Барон Артур Зелкин — депутат парламента от рабочей партии.
Зизи — его жена.
Виктор — рабочий.
Азалия — камер-фрау королевы.
Эрнст Фицжеральд.
Граф фон дер Рюббе.
Рабочие. Маски. Лакеи.
Действие первое
Место действия — Европа. Бар около бензиновой колонки. На заднем плане — красивый пейзаж, по которому проходит шоссе. У колонки стоит Майк, коренастый сорокалетний человек в комбинезоне. Слышен гудок машины, затем взрыв лопнувшей камеры.
Майк. Готово. Левая передняя шина.
Гарри (востроносый человек., помоложе Майка. За стойкой бара). Майк, а ведь это — он… Наш красавец.
Майк. Он и есть. Удачно…
Входит Руди, красивый, шикарно одетый молодой человек, в руке у него стальная колючка.
Руди. В чем дело? Чьи это веселые шутки? (Изумленно.) Алло, Майк…
Майк. Алло, Руди.
Руди. Где хозяин колонки?
Майк. Я здесь вместо него.
Руди. А где хозяин колонки?
Майк. Я ему купил билет.
Руди. Далеко?
Майк. Не стоит спрашивать…
Руди (показывая на колючку). Это твоя работа?
Майк. Видишь ли, Руди, мы разбросали по шоссе эти колючки, преследуя сразу две цели: во-первых, нужно подработать бару с напитками… Патент стоил чертовски дорого…
Гарри. У нас все оформлено по закону, Руди.
Руди. Алло, Гарри.
Гарри. Алло, Руди.
Майк. Ну и понятно, что, покуда меняют шину, пассажир не станет же тебе сидеть, как филин, — он выпьет рюмочку и что-нибудь да расскажет. Таким образом мы ориентируемся, — это во-вторых. Чертовски трудно работать в незнакомой стране, Руди…
Руди. Перемени камеру, налей десять галлонов эссенции и протри переднее стекло…
Майк. Из тебя бы вышел хороший киноартист, Руди… (Идет.) Алло, Руди…
Руди. Что тебе еще нужно?
Майк. Мы, кажется, напрасно пересекли океан.
Руди (садясь перед стойкой). Ты испугался лягавых?
Майк. Нет, я не испугался лягавых, Руди. Моя совесть чиста. Но мы прямехонько попали в сумасшедший дом, — вот что я думаю. Хуже, — попали в пекло, к самым настоящим чертям: другого я не могу сказать про добрую старую Европу.
Руди. А ты думал, что здесь пасутся овечки?
Майк. Нет, я знаю, что люди — везде люди. Но здесь среди людей разъезжают с сигарами, с туго набитыми бумажниками чистые дьяволы. Ты уж мне поверь: моя бабушка была ирландка, и она кое-что знала, и кое-чему научила меня… Вот ты, к примеру говорю, — не из первых кандидатов в царствие небесное, можно сказать, ты и драчун, и нахал, и мот, и пьяница…
Руди. Но, но, но…
Майк. Но ты все-таки человек, Руди… А эти хотя и одеты как джентльмены, но у них черное нёбо… Это сверхчеловеки.
Звук лопнувшей шины.
Правая передняя камера. (Уходит.)
Руди. Что это с ним? Майк хочет переменить профессию?
Гарри. У Майка это началось, как только мы слезли с парохода. Он очень чувствителен ко всякой несправедливости. Живи Майк в более гуманные времена, из него бы вышел прекрасный проповедник. Он не совсем хорошо начал говорить про тебя, Руди. Он говорит, что ты нечестно играешь.