«Ни одну пьесу я не писал так легко и весело, как «Касатку», — отмечал А. Н. Толстой. (Архив А. Н. Толстого.)
Сюжет «Касатки» в общих чертах совпадает с сюжетом «Недели в Туреневе», но тема пьесы иная. В повести Толстой рассказывал о духовном вырождении дворянства, о запустении и развале старых усадеб, о насильниках, живущих «под старыми липами».
В пьесе тема насилия совершенно исчезает, сменяясь новой (основной для предреволюционного творчества писателя) темой могучей очищающей силы любви. Так по-разному — в разные периоды творчества — осмысляется и преломляется в произведениях Толстого один и тот же жизненный материал.
Первая постановка «Касатки» была осуществлена Московским Драматическим театром. Премьера состоялась 12 декабря 1916 года. «Пьеса имела огромный успех, — вспоминает Н. В. Крандиевская-Толстая. — Автора и актеров вызывали раз десять. В течение нескольких месяцев «Касатка» шла с аншлагами. Блестящие отзывы прессы сопровождали спектакль и в столице и в провинции…» (Архив А. Н. Толстого.)
Среди актеров, игравших в «Касатке», были крупные мастера: М. Блюменталь-Тамарина, М. Нароков, Н. Радин. Роль тетушки, по свидетельству современников, стала одной из лучших в репертуаре Блюменталь-Тамариной.
В 1923 году «Касатка» была вновь поставлена в Москве, в театре «Комедия» (премьера 21 мая 1923 г.). Играли в ней те же, горячо полюбившие ее актеры. Спектакль пользовался большим успехом у советского зрителя. «Пьеса и исполнители пережили революцию и не увяли… значит, это настоящая человеческая (для человека от человека — сердце к сердцу) пьеса, значит, актеры, игравшие ее, — люди, через старость пришедшие с нами ко второй жизни». (См. рецензию Ю. Слезкина в журнале «Театр и музыка», № 11, 22 мая 1923 г.)
Сам Толстой очень любил эту свою пьесу и даже играл в ней роль Желтухина. Во время первого своего выступления — в январе 1922 года в русском театре в Риге — он исполнял написанный специально для этого спектакля и не вошедший ни в одно издание пьесы «Романс Желтухина»;
Огнями ресторан сиял, Румынская запела скрипка, И ты глядела в дымный зал С печальной, нежною улыбкой.
Я подошел. О, будь со мной, Люби меня. Ты сжала руки. Какою дивною тоской Нам пела скрипка о разлуке.
Забудь. Приди. Люби. Живи…
И билось сердце странно, сладко… О вспомни эту ночь любви, Красавица моя Касатка…
Впоследствии А. Н. Толстой не раз играл эту роль во время летних поездок с театрами по Советскому Союзу.
Особенно интересны два представления «Касатки», устроенные в мае 1933 года Московским отделением Союза писателей в пользу подшефной МТС. Толстой не только выступил в этих спектаклях вместе со своими друзьями-актерами: Н. Радиным, М. Блюменталь-Тамариной, Е. Шатровой, В. Массалитиновой, Н. Белевцевой, но и заново отредактировал текст пьесы. По-новому зазвучали многие реплики Маши, князя, Варвары, Желтухина; более резким стало объяснение Раисы с Ильей перед свадьбой.
Особенно большим изменениям подверглось последнее (четвертое) действие комедии. Усилились тревожные нотки в написанном заново разговоре Ильи и Маши на пристани, после бегства. Беспокойство за будущее, неверие в долговечность счастья зазвучали в новых словах Касатки, обращенных к Варваре: «Если вам дорог Илюша… Я буду ему верной женой… Покуда он сам захочет, — буду любить его… Я скверная, я дурная, у меня ничего нет, у меня ничего нет… Но я буду любить его… Он будет, наверно, недолго со мной, я знаю… Но — пусть, но — пусть…», «Пусть счастье будет мимолетным, но будет счастье…»
В новом варианте финала драматург устами Желтухина так выражал основную идею комедии: «Я говорю, — вот она любовь-то… Необыкновенно грозное явление природы… Я где-то читал, что с ней даже наука отказывается бороться… А нам, конечно, старикам, одно остается — надеяться, что все будет к счастью…» Кстати, в этом варианте будущее самого Желтухина складывалось менее удачно: раздосадованная Варвара уходила, не пригласив его к себе «на хлеба». Комедия заканчивалась словами письма, которым Желтухин надеялся смягчить сердце тетушки: «Жизнь это тяжелая и даже нелепая штука… И неужели вы способны, дорогая тетушка, беспощадно оттолкнуть обиженное этой жизнью существо, ведь несколько недель, проведенных под вашим гостеприимным кровом, вдохнули бы в меня новую жизнь… Ах, тетушка, тетушка…»