Заносский. Да. Мне с лимоном и много сахару.
Табардин (наливая Даше чай). Ты странная женщина. Сидишь, едва живая от усталости, а колешься, как оса… Глаза у тебя строгие и умные, но дикие. Одичавшие. Ты слышала, как поет черная оса, тоненько, будто ей ужасно печально. А сама подманивает муху какую-нибудь лупоглазую. Откуда у тебя эта пронзительность появилась, уж и не знаю. Я тебе в чай варенья положил.
Даша. Никита, тебе нравится мой любовник?
Заносский роняет стакан.
Табардин (в ужасном смущении). Какой?
Даша. Вот этот.
Табардин. Как глупо. Ах, как глупо. (Размахивает руками, уходит в сад.)
Заносский. Так вот для чего вы меня сюда привели?
Даша. Уходите. Вы мне не нужны.
Заносский. Знаете, Дарья Дмитриевна, знаете, Дарья Дмитриевна…
Даша. Возьмите шляпу, она упала под стол. Уходите.
Заносский. Все-таки ты была сегодня у меня и завтра придешь… Ненавижу тебя. О, как я тебя ненавижу… (Обнимает ее.)
Даша (с отчаянием и злостью). Да оставьте вы меня, господи. '
Заносский (бешеным шепотом). Наша страсть, наша любовь, безумие наше, мука… Пойми, Даша, (Целует ее.)
Даша (заплакала). Несчастный вы человек, Костенька. Идите домой.
Заносский схватывает шляпу и убегает. Даша сидит в углу дивана. Входит Табардин, не глядя на нее, роется в книгах.
Табардин. Я ищу Овидия. Куда-то завалился, Даша. Томик Овидия у меня в спальне, Табардин. Даша, что теперь будет?
Даша. А мне все равно.
Табардин. Значит, ты уходишь?
Даша. Куда?
Табардин. Ну, к этому… к актеру…
Даша. Я его не люблю. Ты видел.
Табардин (садится на диван, за стеной слышны шаги). У Конкордии Филипповны опять зубы болят,
Пауза.
Дело в том, что я привык тебя уважать.
Даша. Отвыкнешь.
Пауза.
Табардин (в тоске). Удивительно неприятно.
Даша. Ты-то чего. Я не твоя жена, ни с какого бока тебя не касаюсь. Не все ли тебе равно, выполняю я клятвы, данные перед алтарем, или треплю юбки. Очевидно, я развращенная и родилась. Мне двадцать семь лет. Конкордия Филипповна называет меня сытой самкой. Много ем сладкого, ну и вот, получился актер. Иду спать. Прощай.
Табардин (схватывает ее). Подожди, ради бога. Так нельзя уходить. Это ужасно. Я не хочу. Я больше так не могу.
Даша. Что ты не можешь?
Табардин. Ты всегда казалась мне совершенной, Даша. В тебе было какое-то затягивающее очарование…
Даша (поспешно). Только не вздумай жалеть меня. Слышишь. Я убегу.
Табардин. Мои мысли всегда были поглощены работой. Я говорил: хорошо, когда одолею книгу, тогда начну жить внимательно. Мне было покойнее знать, что ты неподалеку, что я всегда могу тебе прочесть написанное, поговорить. Да что там, сидеть вечером, молчать, слушать тебя… Помнишь, как прошлое лето мы уходили смотреть закат.
Даша. По дороге во ржи. Помню.
Табардин (стоя перед Дашей). До смерти не забуду этих закатов за рекой, Появлялись какие-то берега, с небывалыми, изумительными водами, и в них острова, красные, как угли, а дальше города, пальмы. Точно нас заманивали в райскую страну,
Даша вздыхает.
Дорога шла рожью, потом в лесок с белыми грибами. Помнишь?
Даша. Помню.
Табардин. Так зачем же эта отвратительная нелепость… актер. Гнусная обезьяна. Подумать, он касался тебя…
Даша. Что же поделаешь. Пришлось.
Табардин. Ничего тебе не пришлось. Не верю. Ты лжешь с самого часа моего приезда. Ты измучила меня. Скажи, что произошло? Даша, ты знаешь, я никогда не ревновал тебя к Семену, он муж, он вправе, в порядке вещей, и ты все равно оставалась чиста…
Даша (поднявшись). Мне ужасно не нравится наш разговор.
Табардин. Ты была мне самым нужным, самым прекрасным другом…
Даша (перебивая). Я была под рукой, не далеко и не очень близко. Не беспокоила излишне, а при случае доставляла много невинных удовольствий. Скажем, как томик со стишками про закат и прочее. В одну прекрасную минуту мне все это надоело. Видишь ли, я стала бояться, как бы ты не назвал меня своим ангелом-хранителем. На эти роли я не гожусь.