Мария. Я не могу вас покинуть, сестра! Милый брат, позволь нам остаться. Неужели ты так мало ценишь моего мужа, что пренебрегаешь его помощью в такой крайности?
Гец. Да, я зашел далеко. Быть может, я стою накануне моей гибели. Вы начинаете жить сегодня, и вы должны отделить судьбу вашу от моей. Я приказал седлать ваших коней. Вы должны ехать сейчас же.
Мария. Брат! Брат!
Елизавета (Зикингену). Уступите ему! Уезжайте!
Зикинген. Едем, милая Мария.
Мария. И ты? Сердце мое разорвется.
Гец. Так оставайся! Мой замок будет вскоре окружен.
Мария. Горе! Горе!
Гец. Мы будем защищаться до последней возможности. Мария. Матерь божья, сжалься над нами!
Гец. И кончим тем, что умрем или сдадимся. Ты будешь оплакивать участь благородного мужа твоего — общую с моей участью.
Мария. Ты терзаешь меня!
Гец. Оставайся! Оставайся! Ты упадешь в пропасть вместе со мною, Зикинген! А я надеялся, что ты выручишь меня.
Мария. Мы едем. Сестра! Сестра!
Гец. Когда она будет в безопасности, вспомни обо мне.
Зикинген. Я не взойду к ней на ложе до тех пор, пока не узнаю, что вы вне опасности.
Гец. Сестра, милая сестра! (Целует ее.)
Зикинген. В путь, в путь!
Гец. Еще мгновение. Я вас увижу снова. Утешьтесь! Мы еще увидимся.
Зикинген и Мария уходят.
Я прогнал ее, но вот она ушла, и я бы хотел удержать ее. Лишь ты мне осталась, Елизавета!
Елизавета. До гроба. (Уходит.)
Гец. Кого бог возлюбит, тому он дарует такую жену!
Входит Георг.
Георг. Они близко. Я видел их с башни. Солнце взошло, и я увидел, как блестят их копья. Увидев их, я испугался не больше, чем кот перед мышиным войском. Хотя крыс играем мы.
Гец. Проверьте засовы у ворот. Завалите их изнутри камнями и бревнами.
Георг уходит.
Мы испытали их терпение, пусть бьют в стену лбом.
Трубач за сценой.
Ага! Краснокафтанный мерзавец, который предложит нам вопрос, не желаем ли мы стать мерзавцами. (Идет к окну.) Что там?
Вдалеке слышна речь.
Гец (себе в бороду). Петлю тебе на шею.
Трубач продолжает играть.
«Оскорбитель его величества!» Приказ составил поп.
Трубач смолкает.
(Отвечает.) Мне сдаться? На гнев и милость? Ты с кем говоришь? Что я — разбойник? Скажи твоему начальнику, что к его императорскому величеству я, как всегда, чувствую должное уважение. А он, скажи ему, он может меня… (Захлопывает окно.)
У ОСАЖДЕННЫХ. КУХНЯ
Елизавета. Гец.
Гец. У тебя много работы, бедная жена.
Елизавета. Мне бы хотелось, чтобы ее было больше. Нам трудно будет долго продержаться.
Гец. У нас не было времени, чтобы подумать о запасах.
Елизавета. А сколько народу надо кормить! И вино у нас на исходе.
Гец. Продержаться бы до тех пор, пока они предложат капитуляцию. Мы им даем хороший отпор. Они палят целый день и только ранят нам стены и бьют окна. Лерзе — храбрый малый, он вездесущ со своей пищалью. Чуть кто-нибудь подойдет слишком близко, — паф! — он и лег на месте.
Латник. Углей, госпожа моя!
Гец. На что?
Латник. Пули все вышли — будем лить новые.
Гец. Как с порохом?
Латник. Да ничего себе. Мы выстрелов зря не тратим.
ЗАЛА
Лерзе с формой для отливки пуль, латник — с угольями.
Лерзе. Клади их сюда да пойди посмотри, где бы нам в доме добыть свинца. А я пока займусь этим. (Выламывает раму, выбивает стекла.) Все на пользу. Так мир устроен: ни один человек не знает, что из чего может получиться. Стекольщик, который вставлял рамы, наверное, не думал, что свинец переплета здорово повредит голову одному из его правнуков; также и отец мой, произведя меня на свет, верно, не думал о том, какой птице небесной и какому червю земному я достанусь на обед.