Прог рам м ою журнал а был а первая статья его — предисловие к переводу «Гимназических речей Гегел я» («Московский ] н[аблюдате ль»1. X V I, стр. 5— 20) ,07. Мы приводим в выноске ?02
существенные места из втого предисл овия, присоединяя к ним объяснение технических терминов гегелевского язы ка, которы е могли бы затруднит ь тех читателей , которы е не привыкли к этой терминол огии: они, надеемся, увидят, что дело бы л о очень прост о и понят но и что разл ичны е толки о мнимой темноте гегелевой фил ософии — чистый предрассудок: нужно тол ько знат ь смысл нескол ьких технических сл ов, и трансцендентал ьная фил ософия становится для людей нашего времени ясна и прост а *.
* Ум — только одна из способностей человека; знание — только одно из его стремлений ; потому одно умствование об отвлеченных вопросах не удовлетворяет человека: он хочет также любить и жить, не только знать, но
и наслаждаться, не только мыслить, но и дей ствовать. Ныне это понятно каждому — таков дух века, такова сила времени, все объясняющего. Но в XV II веке наука была делом кабинетных тружеников, которые знали только книги, думали только об ученых вопросах, чуждаясь жизни и не понимая житей ских дел. Когда жизнь, в XV III веке, предъявила свои права с такою силою, что пробудила даже немецких ученых, они увидели недостаточность прежней философской методы, основывавшей все на умозаключениях, принимавшей мерою всему отвлеченные понятия. Но не могли они одним шагом перей ти из пыльного кабинета на форум жизни; они были еще слишком далеки от мысли, что все естественные способности и стремления человека должны дей ствовать, должны помогать друг другу в разрешении вопросов науки и жизни. Им показал ось, что довольно будет изменить методу умо» заключений , оставляя попрежнему и сердце и тело человека без внимания. Они думали, что ум не обнимал живую истину во всей ее полноте не потому, что одной головы, без груди и рук, без сердца и осязания, недостаточно человеку; они вздумали попробовать, не удастся ли голове обой тись без помощи остальных членов живого организма, если только голова возьмется за дела, которые принадлежат сердцу, желудку и рукам, — и голова, дей ствительно, придумала «спекул ятивное мышление». Сущность этой попытки состоял а в том, что ум старался, отвергая отвлеченные понятия, мыслить по так называемым «конкретным» понятиям, — например, думая о человеке, основывать свои заключения не на прежней фразе: «человек есть существо, одаренное разумом», но на понятии о дей ствительном человеке, с руками и ногами, с сердцем и желудком. Это был большой шаг вперед. Гегель является последним и важней шим из мыслителей , остановившихся на атом первом фазисе превращения кабинетного ученого в живого человека. Конечно, система, основанная на этом способе заменения прежних отвлеченных понятий более живыми воззрениями, была гораздо свежее и полнее прежних, совершенно отвлеченных систем, занимавшихся не людьми, каковы люди в дей ствительности, а при
веке всякие способности и стремления, кроме ума, и из всех органов человеческого существа признававшею достой ным своего внимания только мозг, Потому «трансцендентальное» или «спекулативное» мышление (стремящееся основывать свои умозаключения на понятии о дей ствительных предметах) справедливо гордилось тем, что оно гораздо живее прежней схоластической методы, и старинный метод основывать все на отвлеченных понятиях был заклей мен прозванием «призрачного мышления» принадлежащего «отвлеченному уму, или рассудку» (Verstand). Все понятия н выводы, составленные на основании этого «отвлеченноЛ, призрачного мышления», были опозорены именем «призрачных понятии», «призрачны х выводов», и ученики Гегеля с презрением говорили о всех тех фил ософах, которые строили свои системы не на основании «спекулативиого мышления»: эти люди, по мнению Гегеля и его последователей , не заслуживают даже имени фил ософов, а их системы — «призрачные построения», ] которых вместо живой истины даются «отжле-203
Содержание гегелевой фил ософии, в том виде, как изл ожена она у самого Гегеля, и как д о мельчай ших подробностей принималась за бесспорную истину друзьями Станкевича в 1838—
1839 годах, кажется совершенною прот ивопол ожностью тому образу мыслей , который с таким жаром и успехом излагался потом крит икою гогол евского периода в «Отечественных записках» (1840— 1846) и нашем журнал е (1847— 1848); оттого и статьи «Московского набл юдател я», написанные Белинским и его ченные призраки». Особенному негодованию подвергал ась французская философия, которая, совершив свое дело, перестала занимать сильные умы, стала занятием фантазеров и болтунов н, дей ствительно, жалким образом измельчала и опошлилась при Наполеоне и во время Реставрации. Тогда во Франции, дей ствительно, каждый под философнею понимал всякий вздор, какой только приходил в голову, и, по произволу перемешивая этот вздор с торопливо набранными чужими мыслями, провозглашал себя гением и творцом новой философской системы. Против атих - то фантазий , чуждых научного достоинства, преимущественно и направлено предисловие к речам Гегеля, служащее программою «Московскому наблюдателю». Вот существенные места из этой программы: