лагаются к настоящему случаю; только — увы — то, что говорилось тогда «Отечественными записками» о «Северной пчеле»,
записках».
Сентябрь месяц — время подписки на журналы, время крика и тревог в известной стороне русской журналистики. Журнальцы или газеты, для которых наука, искусство, литература — не более, как слова, сидящие в их программах, ждут не дождутся этого блаженного времени. Целый год чахнут они от недостатка пищи и только в это время начинают как будто оживать. Слышите ли, как они теперь начинают рассказывать всевозможные выдумки о журналах, которые, гордецы, и знать не хотят их; как уверяют, что те журналы, суду которых публика верит и на которые подписывается, никуда не годятся... Словом, в это время газеты воскресают и начинают заниматься тем, что на их языке называется литературою и что на обыкновенном языке называется сплетнями. Это факт замечательный; на него непременно должен обратить свое внимание будущий историк так называемой русской литературы, должен сообщить его всему образованному миру. «Русские журналы», — скажет он с горькою улыбкою, — «большею частью спят в продолжение года; они просыпаются только от сентября до декабря месяца и, проснувшись, начинают говорить о подписчиках, выдумывая друг на друга разные сплетни». З а такое открытие будущему историку скажет спасибо Европа, в которой до сих пор не бывало и нет еще ничего подобного. Кто не знает, что везде есть журнальные споры, везде есть полемика, где только есть литература? Но эти споры имеют источником своим разноречие в ученых или литературных убеждениях двух сторон; от прений между этими сторонами выигрывает или наука, или общество; у нас же, — извините,— дело идет о предмете гораздо интереснейшем — о числе подписчиков чужого журнала, о чужих приходах и расходах...
На этом поприще с честию и славою всегда подвизалась «Северная пчела» преимущественно перед всеми другими русскими журналами. Ежегодно пробуждается она в сентябре месяце. К этому мы так же привыкли, как к ежедневной смене дня ночью, и, признаемся, начали уже удивляться,
что в нынешнем году «Северная пчела» как будто изменила неизменному закону своего существования — молчала в то время, как почти все журналы объявили о подписке на будущий год- мы уже беспокоились о здоровье «Северной пчелы» и думали, что русская журналистика лишилась одного из своих родимых пятнышек, так резко обозначающих ее физиономию. Но опасения наши исчезли с появлением 207 нумера (18 сентября) этой газеты.
Нет, жива «Северная пчела»! опять воскресли ее объявления о подписке на журналы! 207 нумер ее обогащает новым: фактом рассказ будущего историка русской литературы, выясняя ему одну из самых занимательных торговых и нравственных сторон нашей журналистики.
Всем известны отношения «Северной пчелы» к «Отечественным запискам» всем известно, как еще до появления первой их книжки, «Северная пчела» в 25 статьях доказывала, что этот журнал (еще не появившийся) никуда не годится и умрет при самом своем начале. Известно также, как оправдались эти предсказания и как с тех пор «Северная пчела», всегда больная чужим здоровьем, преимущественно страдала и страдает от цветущего здоровья «Отечественных записок». В продолжение трех лет она не переставала повторять, и прямо и косвенно, те же самые фразы, увещевая читателей, ради всего святого, не подписываться на «Отечественные записки», дерзавшие так откровенно высказывать свое мнение о ней самой и о сочинениях ее издателей. Но представьте же непокорство этой своенравной публики: она с каждым годом, как бы на зло увещаниям «Северной пчелы», подписывалась на большее число экземпляров «Отечественных записок» и наконец простерла дерзость свою и охоту читать этот журнал до того, что «Отечественные записки» не только здраво и невредимо -просуществовали три года, 713
мо объявили об издании на четвертый год, да еще и с новыми улучшениями («Отечественные] аап[нски]», т. XVIII, «Библиографическая] хрон[ика]», стр. 63—64).