Чтобы показать вам, каковы мнения публики, я записал один
из разговоров, возбужденных между людьми, которых я вижу, появлением «Рудина». В своем письме хотел я дать вам подробные замечания о мнениях, высказанных различными людьми в продолжение разговора о самых этих людях — потому что образ понятий каждого из нас зависит от его личности, — о причинах и обстоятельствах, заставляющих одного думать так, а другого иначе, и подвергнув все мнения строгой критике, высказать мое собственное суждение о «Рудине» и его авторе. Все это осталось не исполненным, и разговор посылается вам без всяких комментарий, — это невыгодно для моего самолюбия, потому что мое мнение не получило достаточного развития (в разговоре я принимал, как увидите, только самое ничтожное участие); но главная цель моя достигнута: вы имеете перед собою мнения нескольких читателей и можете видеть, как, за исключением гг. Чистомазо -вых, которых у нас очень мало, думает о г. Тургеневе вся остальная публика, то есть девяносто девять из ста образованных читателей. Представителями этого огромного большинства являются три человека, с тремя радикально различными взглядами на нашу литературу: во многом они не согласны между собою, но в одном совершенно сходятся: «из действующих ныне литераторов наших, нет ни одного, заслуга которого перед публикою равнялись бы заслугам г. Тургенева». Осмелюсь дать вам совет, нескромность которого извиняется его справедливостью: когда будете писать о «Рудине», не забудьте указанного мною факта — из действующих ныне писателей нет никого, чьи заслуги перед публикою равнялись бы заслугам г. Тургенева. Журналисты 780
Слишком долго не хотелй Принимать й соображение этого факта,—> почему, я не знаю и не хочу знать; знаю только, что он должен быть основанием всех суждений о г. Тургеневе, и что чем выше
понятие ваше о значении произведений г. Тургенева, тем оно истиннее и тем ближе к мнению каждого живого человека в русской публике.
РАЗГОВОР ОТЧАСТИ ЛИТЕРАТУРНОГО, А БОЛЕЕ
НЕ ЛИТЕРАТУРНОГО СОДЕРЖАНИЯ
Комната средней величины. Вокруг чайного стола сидят:
С м и р н о в , мужчина высокого роста, атлетического сложения, львиной осанки, с широкой грудью, .с очень умными глазами и выражением чрезвычайного добродушия \на прекрасном лице.
Б у л ь д о г о в , человек среднего роста, довольно мизерной наружности и скверного характера; лицо его часто вспыхивает, но только на минуту, — постоянное выражение его — холодность и рассеянность; чем резче и оскорбительнее его слова, тем тише и апатичнее голос. В е д рин, наружность которого не описывается, по известности ее для памятливых читателей *. Наконец Я, хозяин, лицо бледное и неинтересное. Все они — люди от 25 до 35 лет; и коротко знакомы между собою. Бульдогов моложе. Ведрин старше всех.
Ч и с т о м а з о в (очень изящный молодой человек, с умным и честным лицом, с манерами очень выдержанными, превосходно умеющий владеть собою даже в минуты восторга,— которых впрочем он никогда не испытывал), входя: А, вы, здесь, Смирнов!
Очень рад. Я намерен, господа, принесть на Смирнова жалобу вашему достоуважаемому трибуналу (подает руку Смирнову, потом очень просто, по-дружески, Бульдогову и мне; Ведрину жмет он руку с какою-то особенной развязностью, сквозь которую проглядывает робость).
С м и р н о в (с улыбкою, полною удовольствия от встречи с Чистомазовым, пожимая его руку). Чем же я виноват перед вами, наш добрейший и милейший джентльмен?
Ч и с т о м а з о в . Во-первых, тем, что вчера заставили нас всех скучать и женироваться, пригласив к себе, по непростительному слабодушию, столько нелепых джентльменов. Во-вторых, тем, что ныне поутру доставили мне еще три часа скуки.
С м и р н о в . Это каким образом?
Ч и с т о м а з о в . Зачем вы рекомендовали мне «Рудина», как что-то замечательное? Без ваших слов, я не стал бы читать * Этою фразою мы заменили описание наружности Ведрнна. — Ред. (примечание Н. Г. Чернышевского.)