Вот и ушёл, с той лишь разницей, что не навсегда. Джерри с радостью его, в очередной раз сломавшегося и сдавшегося слабака, подменил.
- Я не это имел в виду… - прошептал сдавленно, непонятно кому и зачем.
Никому не было важно – и никого и не было рядом, чего он хотел, и неважно, что выбрал бы прыгнуть тогда, если бы предоставили такой выбор, вернулся бы к Оскару, пошёл с Эванесом, да что угодно! Только бы не то, что сейчас, только не крыса и ещё несколько вырванных лет.
«За что? Зачем ты есть?», - внутренний голос слезливо дрожал. Обращался к небу, к самому мирозданию, к Джерри, ко всему и ни к чему.
Но не захотел бы услышать ответ и не стал бы его слушать, даже если бы кто-то ответил. Кто вправе его успокаивать и учить? Никто. Потому что никто не знает, каково это - прыгать через время и носить в себе чудовище, ворующее твою жизнь и отнимающее другие.
- Я ненавижу тебя…
Том согнулся и закрыл ладонями лицо, потёр его с нажимом, сминая и сгибая роскошные крылья ресниц. Ещё и ещё, словно хотел скатать с лица эту чуждую, мешающую гадость, желательно, вместе с кожей, которая тоже стала теперь чужой.
Плечи начали вздрагивать от сдавленных, сухих рыданий, идущих из самой глуби груди, где сейчас было так пусто, так горько, так непонятно.
- Я тебя ненавижу, - шептал, повторяя, срывающимся, надломленным голосом. – За что? Я тебя ненавижу… Ненавижу…
Стиснул зубы и зажмурился до боли и в мышцах лицевых, и в костях, чувствуя, будто сейчас в самом деле разорвёт, лопнет по шву до мыса, только непонятно, где тот шов.
Том резко сорвался с места, подскочил к зеркалу на одной из стен.
- Я тебя ненавижу! – крикнул в сердцах отражению и ударил по серебряной глади рукой. – Ненавижу! – молотил ладонью по зеркалу, не думая о том, как это смотрится и как это глупо.
Благо, ладонь мягкая, зеркало в ответ на удары недовольно низко дребезжало, но не разбивалось.
- Ненавижу, - в последний раз со всхлипом выцедил Том и, закрыв руками лицо, сполз по стене на пол.
Собрался в такой комок, что колени закрыли лицо. Дрожал, всхлипывал, цепляясь пальцами за собственную кожу и царапая её непривычно длинными ногтями. И прорвало, слёзы хлынули по щекам, наконец-то смывая с глаз краску и размазывая её по лицу, разревелся в голос.
Лёгкий хлопок входной двери утонул в рыданиях – это Гарри вернулся, ходил за выпечкой к завтраку. Но Том расслышал шаги, когда тот проходил недалеко от гостиной, направляясь в спальню, чтобы проведать Джерри.
Шаги. Чужие. Неизвестно чьи.
Том, как по щелчку перестав плакать, зажал ладонью рот, чтобы точно ни звука не вырвалось, и уставился во все глаза на наполовину прикрытую дверь. Быстро перебирая ногами, отполз назад, пока не упёрся спиной в высокий комод, и спрятался за него. Выглянул украдкой испуганно, совсем не дыша, и тут же обратно, сжался весь, стараясь быть как можно меньше, поскольку боковая сторона комода была совсем не широкой.
Тем временем Гарри, не обнаружив Джерри в спальне, направился к ванной комнате, единственно логичному и оправданному месту, где тот мог быть. Но в ванной было пусто; горел свет и дверь была распахнута настежь, так, как и бросил их Том.
Проверив и вторую ванную, Гарри позвал:
- Джерри?
«Джерри», - эхом отозвался оклик у Тома в голове.
- Джерри, где ты?
Том вновь выглянул из своего укрытия и вновь вжался лопатками в стенку комода; сердце колотилось мелкой дробью, точно у испуганной птички.
Это знакомый, не его знакомый – Джерри, отчего охватил панический ступор и ужас. И голос мужской, взрослый.
Том машинально потянул руку ко рту, принялся кусать, грызть пальцы, ногти. И пал первый ноготь, на указательном пальце левой руки. И незнакомый голос прозвучал совсем близко, из-за порога гостиной:
- Джерри? Джерри, где ты?
Гарри не мог понять, куда исчез парень, и уже начал допускать мысль, что тот куда-то ушёл в его отсутствие, что тревожило. Он же вчера пары метров не мог пройти без поддержки, упадёт ещё где-нибудь, покалечится.
Пройдя в гостиную, Гарри заметил ноги, торчащие из-за комода.
- Джерри? – позвал он непонимающе. – Почему ты здесь?
Том сразу подобрал ноги как можно ближе к телу, но не мог же сложиться вдвое и завернуть их за голову, всё равно ступни было видно. Да и не было уже смысла прятаться, о чём не думал, его уже заметили.