Мистер Лукаш молчит, дерзкий ответ Софи заставил его задуматься, о том, что он мог обидеть столь юный разум, так искренне поддерживающий всевозможные стремления к свободе и равенству. Хрупкие, не до конца сформированные личности и горящие сердца студентов слишком остро реагируют на саркастические шутки над своими идеалами, для них это оскорбление. Кому как ни мистеру Лукашу это знать. Уже восемь лет прошло с тех пор, как бывший преподаватель истории Петербургского Имперского Университета безвылазно прозябает в Киттлуорде.
– Не стоит обвинять меня в алкоголизме, моя дорогая. Насколько я помню, с момента Вашего приезда, мы здороваемся здесь каждый день. Мне пятьдесят девять, и я могу себе позволить пропить оставшиеся пару лет, в отличие от Вас. Так что обвинения Ваши крайне неуместны и беспочвенны. – он говорит это в привычной для него манере, ироничным тоном, пытаясь выправить положение и сглаживая обиду, которую могла затаить на него Софи.
– Я пью не каждый день и не в таком количестве. Я прихожу поесть. Вы вообще знаете, что здесь есть кухня?
Тридцатилетняя официантка по имени Ида, которая подрабатывает с одиннадцати до четырех, в самые оживлённые часы, собрала большую часть посуды со столов и отнесла на кухню. Там работает тучная женщина – Марья. Она – местный повар и по совместительству посудомойка. Добрая, со звонким голосом, она то, чего так не хватает этому миру.
Марье – сорок. Они живут большой семьёй на ферме у Южного ската, всего в километре от Киттлуорда. Её престарелая мать глава семьи. Несмотря на преклонный возраст, женщина бойкая и любопытная. Отец тихий и худощавый старичок с морщинистым лицом, никогда не споривший с матерью. Они занимают второй этаж дома. Первый поделен на две части, в одной живет Марья с мужем и двумя детьми, в другой её сестра, тоже замужняя и двое их ребятишек. Живут они дружно, выращивают овец. Марья работает в баре, а сестра сидит на кассе одного из магазинов. Все остальные члены семьи заняты хозяйством.
Ида тихо повесила фартук за барную стойку. Дмитрий выдал ей несколько купюр, чаевые, понятное дело, случались реже, чем Рождество. Он наливает половину гранёного стакана чистого самогона и кладёт дольку яблока. Ида махом осушает его, прощается со всеми, опустив грустные глаза, и идёт к выходу.
– Вы стараетесь не отставать от Петербурга по количеству выпитого? – интересуется Софи, - Мне кажется, она рановато начала превращаться в Вас, мистер Лукаш, – Софи понравилась своя острота, сняв кроссовки, она закинула ноги на свободный стул.
– Почему люди пьют? – Мистер Лукаш начинает новую тираду, – Вот Вы, дорогая Софи, осуждаете её. Осуждаете меня, а ведь не зная причин, вешать ярлыки — это неправильно. Не Ваша ли это философия? Менталитет, говорят многие, слабость характера. Безысходность. Почему никто не называет безысходность? Когда нет возможности купить дом, сделать там ремонт, обустроив всё так, как хочется именно вам. Нет возможности начать своё дело, то которое нравится, которым, вы хотели бы заниматься всю жизнь. Это требует вложений, времени, а где взять время, если приходится зарабатывать на корку хлеба? Поэтому я твержу Вам не первый день, что знания – высшая цель, преследуемая человеком. Награда, за которой финансовая стабильность, благополучие семьи. Знания – главный фактор успеха. Не оценки, не диплом, не то, чему учат в бетонных корпусах с длинными названиями. Лишь то, к чему вы стремитесь, что впитываете и усваиваете, является вашим знанием. За это вы и платите самую страшную цену – время. Время которого нет. А опыт, приходящий с годами, наступает на горло морщинами и сединой. О, моя дорогая Софи, Вы представить не можете, как Вам повезло, что не приходится растить детей, брошенных Вашей матерью, выбираться из трущоб, тратить молодость на поиски дешёвых макарон и головки лука. На словах это красиво, на деле же Вы пьёте самогон из гранёного стакана.
– Кредиты и ипотеку никто не отменял. Я далеко не из богатой семьи. Боюсь, дорогой мистер Лукаш, дело всё же в человеке, в его взглядах и стремлениях, а не в исходных условиях.
– Если кредит или ипотеку возьмёшь, вообще повеситься можно, – вступает в разговор Дмитрий, – Как не в себя лить начнёшь, лишь бы на часик другой из реальности выпасть, а ещё лучше вообще сном забыться, с нашими-то налогами.
– Искусственная эпоха, – грустно продолжил мистер Лукаш, – Ни уважения, ни долга, ни стремлений…