– Опять ты! Всё тебе волки! Во всем волки виноваты. Кур волки утащили. Кольку волки загрызли. Пенсию твою тоже волки щиманули, а?
– Тьфу на тебя, старый! Нечего вообще в девичьи разговоры лезть.
– Ты когда девицей-то была? А? Бабушка Алиса? Ах-ха-ха, – рассмеялся старичок.
Бабушке Алисе это не понравилось, она обиделась и отвернулась.
Томас не хотел подслушивать их разговор, но они общались так громко, что распугали всех голубей. Отец тоже с кем-то говорит, пока стоит в очереди за мясом. Иногда приходится прищуривать глаза из-за холодных капель мелкого дождя. Тут к старикам подошла ещё одна дама, которой на вид лет тридцать пять - сорок, с жирной, коричневой родинкой с правой стороны, возле носа, кончик, которого опущен вниз. Она резво расталкивала всех, кто стоял на пути, разбрызгивая жидкую грязь и потоки воды.
– Доброе утро всем, как дела? Как здоровье? – интересуется дама. – А я вот крыльев купила, мужу несу. Вчера только с Петербурга вернулся, с заработков. Он же у меня электрик, руки золотые. Сейчас крыльев нажарю, да с картошечкой, да под яблочный-то м… Пусть отдыхает. Скоро опять ехать.
– Ты б ему лучше мяса нормального нажарила, да погуляла сама где-нибудь, вот он бы отдохнул. – сказал старичок.
– Ты поучи ещё! Если тебе никого не надо, то и другим значит не надо? – закричала бабушка Алиса, – Да это ты всё от одиночества. Характер у тебя скверный, вот ты и другим навязываешь. А сам домой приходишь, лысину чешешь, да плачешь пади какой несчастный, какой одинокий. Нечего других учить. Сами разберутся.
– Да ты чего, старая, никак обиделась. Да я же пошутил про девицу-то. Да и какая ты старая-то, а, Никитина. В самом расцвете, так сказать, – улыбаясь беззубым ртом, вещает старичок. Совсем низенького роста, в несоразмерно больших ботинках и серых брюках, он всё время улыбается, показывая своё хорошее настроение. В руках держит свёрток, из которого торчит батон и палка паштетной колбасы.
Бабушка Алиса порозовела и отвернулась, изогнув губы в еле заметной улыбке.
– А вы про Степку-то Щукина слышали? – снова спрашивает дама с родинкой, – Убили, говорят. Говорят, брат убил. Не поделили заработок, он по пьяни топором и…
– Да кто ж такое говорит? – возражает старичок, – Они же с братом не разлей вода, всё детство вместе. Нет уж, лучше в волков верить, чем в братоубийство.
– Тут я со старым согласна, – вклинивается бабушка Алиса, – Волки это. Волки загрызли, – отмахивается она рукой.
– Тьфу ты! – снова возразил старичок, – Опять за своё.
– Что? Что? – интересуется бабушка в цветастом платке.
– Ещё говорят, – дама с родинкой наклоняется в центр их маленького круга, – Только по секрету скажу, раз уж вы про волков начали, что зверь это был. Не волк и не медведь. Говорят, что из-за войны, из-за постоянных взрывов в лесах у границычто-то появилось. А правильнее будет сказать, кто-то. На вид вроде как человек, но и не человек вовсе. Голова как у медведя, зубы с палец размером. Шерстью покрытый весь. Говорят, животных крадёт, то барана не досчитаются, то куры пропадут. А Стёпка вроде как под руку просто попался.
Глаза Томаса округлились, он почувствовал лёгкую тошноту и подошёл ближе к отцу. Старушка в платке трижды перекрестилась, а бабушка Алиса и вовсе застыла, раскрыв рот.
– Нам ещё только снежного человека не хватало, – эта версия тоже не угодила старичку. – Славка механик поди или Сашка Кыся, поругались спьяну. Да и всё. А может, кто и с лесозаготовки приехал, да припомнил чего или платить не хотел. Но брат точно ни при делах, хотя может и знает чего. А про снежного человека, это уж совсем.
– А вот хотите верьте, хотите нет, – продолжала дама с родинкой, – Только говорят, зимой этот кто-то в город придёт, потому что в лесу есть нечего, тогда и вспомним все Стёпку-то.
– Ба, – стала креститься старушка в платке. – Совсем уже жизни нет. Совсем. Только бы не мучаться, я одного прошу у Бога. Только бы быстро всё, чтоб не мучаться.
Филипп позвал Томаса, и они направились к палатке с конфетами. Фантазия мальчика разыгралась и рисует самые страшные сюжеты.
Они остановились возле трансформаторной будки, от которой исходит гул. Отец считает, сколько денег осталось, прикидываябудущие траты. Тут к ним подошёл мужчина, ровесник отца. Томас знает его, это егерь. Высокий и широкоплечий, с квадратным лицом. Гладковыбритый и причёсанный. Тёплая куртка, напоминавшая пальто, застёгнута под самое горло. Похож он больше на представителя городской администрации, а не на лесного затворника. Они с отцом иногда ездят подрабатывать на лесозаготовку. Егерь ведет одинокую жизнь в лесах, в северной части, далеко от города. Дальше, чем находится ферма Томаса и Филиппа.