– Спасибо, тёть Олеся, но мы, правда, пойдем, – спасает мальчика Софи, подталкивая к двери. Томас начинается обуваться.
– Точно не хотите? Я таких щей наварила. Мм, – сглатывает слюни хозяйка, – Ум отъешь, – она продолжает нервно вытирать руки о полотенце. Не хочет отпускать своих гостей, очень уж ей интересно, что произошло, почему Филипп Иер доверил своё дитя малознакомой девчонке? А может у них роман? А что, она девка видная, он мужик холостой. Да и давно пора ему, столько лет прошло. А может это как с убийством связано? Он же журналист в прошлом. Знает чего. А может и с ним что случиться должно за то, что полез куда. А что ж с ребёнком-то будет? Ба, что делается. – заключает про себя женщина.
– До вечера, тётя Олеся, – говорит Софи.
– До свидания, – прощается Томас.
– Ступайте, ступайте дети, – хозяйка в испуге поднесла руку ко рту, – Смотрите, аккуратней там. Не лезьте никуда. – она прикрывает дверь и крестится, – Ба, что делается.
Они вышли за калитку. Томас оглянулся, под окном, у покосившейся завалинки, стоят садовые фигуры: бабушка в ярко-красном платке, дедушка с седыми усами и внучка с маленькими грабельками. А рядом с ними коты. Чёрные, остроухие.
– Её фарфоровые мечты. – отчеканила Софи, заметив интерес Томаса.
День обещает быть ясным, правда, солнце, бывает, прячетсяза редкими серыми облаками. Небо синее и глубокое. Ветер легонько пошатывает верхушки деревьев. Навстречу им бежит собака и скрывается во дворах. У границы хорошо видны красно-жёлтые вспышки на сером фоне. Почему здесь всегда так мрачно? – думает Софи. Может из-за войны. Из-за этих вспышек. В Петербурге такого нет, а здесь это напоминание висит свинцовым грузом на шее каждого, кто решит взглянуть на звёзды. Интересно, кто-нибудь ещё смотрит на звезды?
Звук двигателя в утренней тишине прервал мысли студентки, возле них остановился чёрный форд. Стекло передней дверцырухнуло вниз, за рулем майор Горячев, на пассажирском его напарник с безумной улыбкой.
– Доброе утро, – как со старым соседом, начал разговор майор.
– Доброе утро, – ответила девушка, она напряглась и взяла Томаса за руку.
– Софи, если не ошибаюсь, а ты, кажется, Томас? Верно?
– Верно, – ответила Софи. Томас кивнул в знак согласия. Внизу живота появилось неприятное ощущение. Пассажир продолжал скалиться, ковыряясь в ногтях.
– Если мне не изменяет память, Вы неместная, мальчик – родственник?
– Нет, просто присматриваю.
– А где же, позвольте узнать, его отец?
– А что случилось?
– Что случилось? Разве что-то случилось? – Горячев с широкой улыбкой обратился к напарнику, тот бросил взгляд на Томаса, две монеты блеснули, кружась юлой в свете солнца. «Безумная улыбка» вернулся к своим ногтям.
– Ничего не случилось, мне просто интересно.
Софи боится говорить правду, она не знает, есть ли у Филиппа разрешение на ловлю рыбы? Да и куда он вообще поехал? Может там заповедная зона? Всё равно, что бы она не сказала, это легко можно обратить против фермера.
– Он отлучился, куда – не сказал. Я вот пока приглядываю за мальчиком.
– Кажется, Вы недавно в городе, не родственники. Как необычно. Почему именно Вам отец доверил своего сына? Девушку, которую он едва знает? А сам отлучился куда-то, ничего не объяснив. Ещё и в свете последних событий. Не находите странным?
«Господи, Господи», – крутится в голове Софи. «Как можно было так подставить Филиппа, что я вообще ляпнула. Думай. Думай. А что думать? Они прокуроры, они же и судьи».
– Не вижу ничего странного, может он приболел, боится заразить ребёнка.
«Остановись», – говорит внутренний голос. «Ты закапываешь себя ещё глубже, да ещё и тянешь за собой других».
Майор улыбался, он посмотрел прямо перед собой, затем на напарника, у которого из пальца шла кровь. Он внимательно рассматривал сочившуюся красную струйку, окаймлявшую ноготь.