Томас, раскрыв рот, слушал мистера Лукаша. Его всегда привлекала история, а разом узнать столько нового, запрещённого ныне, было привилегией доступной, казалось, только ему.
– 1861 год, счастливейший для миллионов людей, оказался не более чем формальностью. Новоиспечённые свободные граждане не имели капитала; ни земли, ни денег, если угодно. По сути своей они так и остались батрачить на помещиков за возможность подъедать с барского стола. Спустя пятьдесят лет мы ввязались в первую мировую войну. Она оказалась не по карману той империи, потери как финансовые, так и человеческие были катастрофичны. Затем революция. Глоток свежего воздуха,думали тогда люди. Весь рабочий класс, задушенный нищетой, жаждал наполнить им грудь. Мы вышли из войны с вопиюще дерзкими условиями, сменили власть. Страна должна была расцвести, но вместо этого коса набрела на новый камень. Сталинские репрессии, ужас ГУЛАГа, вторая мировая, – Мистер Лукаш вылил остатки тёмной жидкости из пластиковой бутылочки в рюмку, выпил и громко чавкнул, продолжив монолог, – Хрущёвская оттепель. Народ поверил в лучшее будущее, впервые за столько лет замаячили светлые дни. Пусть не для них, для их детей. Пусть им только обещали, но они верили в идею, жили нравственностью. Я не хочу сказать, что Советский Союз был эталоном государственного режима, однако все сферы деятельности функционировали, а блага были доступны. Стоит отметить, что и он и его наследие тоже было построено на костях наших предков. Как я упоминал ранее, поговорка актуальна для всего периода нашей истории.
После падения Союза ещё одна «великая революция» принесла свои плоды, те самые, благодаря которым, большинство крестится от одной мысли смены власти. Я не буду размусоливать современность, повторяться о девяностых, но я прошу вас, господа, сопоставить воедино все перечисленные мной события, приведённые в этом небольшом экскурсе и задаться вопросом: «Сколько человеку нужно страдать, чтобысдаться?». Ведь все эти переживания, казни, пытки, перемены к «лучшему» отразились на генетическом коде нации, а благодаря железному занавесу того времени и консервации граждан, можно было обсуждать только вверенную работу, общую идею и наказание за самоопределение без возможности выбора информации. Если говорить проще, то люди слышали о расправе над отступником от идеалов партии, затем обсуждали это в своей маленькой среде, между семьей, одноклассниками или коллегами. Надумывали и страшились стать следующими. Машина работала безотказно. Многое актуально и для нашего времени, поэтому часы школьной программы по истории с приходом новой власти сокращают. Те, кто помнит прошлое, управляют будущим.
– Самоопределение? Общение с Софи идёт Вам на пользу, – усмехнулся Дмитрий, – Вы оправдываете ЛГБТ, говорите о самоопределении. Что дальше, Мистер Лукаш?
– Я никоем образом никого не оправдываю. Если позволите Вам напомнить, я неоднократно говорил ей, что мне абсолютно безразлично развитие гомосексуальных движений. Я не испытываю к ним неприязни, ни отвращения, ровно, как и к коллекционерам кружек, для меня, что они есть, что их нет. Если же человек имеет успех в определённом деле, научной области, я буду рад послушать его открытие и поддержать в начинаниях внезависимости от его сексуальных предпочтений. Помимо этого, в разговорах с Софи, я призываю к отказу от яркой и громкой демонстрации выбора своего полового партнера, ведь если мы проведём парад натуралов, это не даст нам никакой пользы или удовлетворения, напротив, только оскорбит этих несчастных… Здесь же речь идёт о судьбе целого государства, отказ от демократии из-за угрозы возникновения нескольких гомосексуальных пар – абсурд! Однако это даёт нам понимание, что пропаганда работает, а беды нации будут продолжаться, пока люди не научатся находить нужную информацию и отсеивать навязанные убеждения.
Мистер Лукаш загрустил. Обычно, когда он читал свои короткие лекции или воздвигал тирады, с ним никто не спорил. Никто не пытался поддержать разговор или оспорить его точку зрения, даже если тема действительно интересна. Внимавшие ему слушатели равнодушно принимали его взгляды, не пытаясь даже понять, что в очередной раз бормочет подвыпивший старик. Развечто Томас изредка позволял себе переспросить нерасслышанное слово и убедиться в том, что услышал он правильно, оно просто ему незнакомо. Софи же подарила ему живое общение, настоящее обсуждение проблем, которого ему так не хватало. Живость студенческого ума ободряла мистера Лукаша. Он и правда по ней скучал.