Полина ещё несколько минут наблюдала за работой, убедившись, что всё идёт по плану, и её помощь не требуется, она решила вернуться в общежитие.
На обратном пути ветер дул уже в спину, она встретила Григория Николаевича Храмцова. Полного мужчину, лет пятидесяти. Он держит небольшую кофейню рядом с университетом. Многие студенты его частые гости, перед парами забегавшие за свежей порцией горячего напитка. ГригорийНиколаевич в основном сам варит кофе, лишь изредка его подменяет жена или сын, поэтому многих студентов он знает лично. Часто беседует с ними, расспрашивая о новых интересах молодёжи или непонятных ему словах. Главная особенность его кофейни – безобидные презенты, которые, бывало, согревали сильнее, чем сам напиток.
Сиропов мало, да и фрукты стоят дорого, редкий студент может позволить себе что-то дороже чёрного кофе или кофе с молоком, названия «американо» и «капучино» запрещены на государственном уровне из-за пропаганды западной жизни. Вотгосподин Храмцов и выкручивается красивыми стикерами на одноразовых стаканчиках, именами, мотивационными или подбадривающими цитатами, рисунками-вкладышами и многим другим, на что хватает фантазии. По началу это многих забавляло, а со временем стало настоящей традицией, которую кофейня чтит, а студенты любят и уважают.
Полина помахала, улыбнувшись Григорию Николаевичу, он ответил тем же, осведомившись, как проходит её день. Полина, в отличие от Софи и Артура, страшная любительница кофе, ни одного дня не проходит, чтобы она не посетила господина Храмцова. Но сегодня она не порадовала себя свежемолотым, чем сильно удивила и огорчила старого бариста, который после недолгой беседы с девушкой вернулся к своим дела.
Полина проснулась в восемь вечера, бессонные ночи дали о себе знать. Артур сидит за столом и перечитывает фельетон.
– Убери! Убери! – зашипела Полина, – Мы же договорились держать всё в типографии. Зачем ты принес?
– Я хотел ещё раз убедиться, что всё готово в лучшем виде. Скорее всего, это моя последняя газета.
– Убедился? Дурак! И не говори так.
– Накануне всегда щекочет. Это чувство, знаешь?
– Знаю. Всех не посадят.
– Всех нет, а нас-то точно.
– Ты пришел нагнетать? – отмахнулась Полина, – Если так, то лучше уходи.
– Я был на Софийской, у них всё готово.
– Вот видишь, сколько там работало человек? Никто не проболтался, значит нас уже много.
– Если типография согласилась студентам помочь в печати статьи, это не значит, что нас много. Они легко отмахнутся неведением.
– Мы три ночи пользовали их типографию, а они типа не знали, что там происходит? Студенты, которые имеют печатные станки в стенах университета и которыми могут пользоваться, поехали на другой конец города, и им просто вручили ключи? Абсурд.
– Ты права.
– Я думаю, они ещё будут ездить вместе с нами сегодня ночью. Прям уверена.
– Может быть, – усмехнулся Артур, – Вот держи.
– Кусочек торта?
– Ага, морковный. И вот ещё.
– Кока-кола? Мармелад Чупа-Чупс? Это который кислый? Баринов рассказывал. Где взял?
– Думал, приедет Софи. Отметим её успех, да и вообще мы же заканчиваем в этом году. Можем себя порадовать. А торт сейчас купил, ну, сегодня, – Артур постукивал свёрнутой в рулон газетой по столу, – Софи уже не вернется, да и мы…
– Хватит драматизировать! Всё будет хорошо. Мы ведь всё правильно делаем? – замешкавшись на секунду, неуверенно спросила Полина, покручивая в руках красную железную банку с надписью «Coca-Cola».
– Наверное.
– Значит так, торт мы съедим. Пополам. А это убери и достанешь, когда вернётся Софи, или когда всё закончится, – уверенность вернулась к ней.
Артур улыбнулся. За окном дрожат тени деревьев на мокром асфальте. Сигаретные окурки перекатываются по брусчатке. Чёрное небо укутало город объятиями. Григорий Николаевич Храмцов готовится ко сну, досматривая концерт Верисея Пирогова. Шумные улицы пустеют. Ночные бары наводняютсялюдьми. Музыка и разговоры заглушают внутренние голоса. Вода в Неве бурлит и бьётся об опоры мостов.