Томас идёт рядом, в руках пакет, в котором только свечи, в церкви купленные, в мешочек целлофановый завернуты. От Марьи не отходит, но и разговоры не слушает, всё о ферме мечтает, скорее бы уже домой попасть. Марья обычно одна ходит, только когда покупки крупные, мешками, вроде сахара или муки, мужа с собой берет, пока дети за скотом смотрят, а сегодня вот Томаса взяла, очень уж жалко ей мальчика, привязалась за эти дни к нему сильно, сыночком называет, да всем про его горе рассказывает. Как отца от ребёнка оторвали, как он бедный сиротой остался, да как этим сволочам не поздоровится, когда император узнает. Они ведь всё от него скрывают, а за всеми разве уследишь, за каждым-то. Ах! Если бы он только знал, если б только знал, в раз мальчику бы отца и вернули. Да хранит его Господь.
– Да, полиция совсем уже ничего не боится. Один произвол кругом, – поддакивает Марьи её подруга, немного ниже и с сильно выпяченным вторым подбородком, – Правильно, а чего им! Их местные наши покрывают, вот они и чудят. Правду говоришь, если б только отец-император знал! Он бы всех их тут… Порядок бы навёл.
– А я вот иной раз тоже думаю, ну а разве полицейские виноваты? Работа у них такая. Приказ есть приказ. Им сказали задержать, они задержали. А кто там разбираться должен, он ужпусть разбирается. Они-то причём, у них работа тоже не сахар. И день, и ночь, и в мороз, то с пьяными, то с облёванными. С дураками-то тоже нервы какие нужны.
– Верно говоришь, – снова поддерживает Марью подруга, – В полицию идти нервы нужны Ого- го! Это только Тихон наш, сидит себе и сидит в тепле целыми днями, разве что алкашей местных шугает. Да, большое дело они делают, а мы их только ругаем, да возмущаемся.
Томас заметил знакомых ему стариков, бурно ведущих беседу у палатки со сладостями. Он сделал несколько шагов в сторону, чтобы услышать их разговор.
– А я говорю, виноват! Просто так у нас невиновных не забирают! – кричит на деда бабушка Алиса.
– Да ты же в соседях у него, считай, а всё в сказки веришь! Что же он, по-вашему, революцию готовил один или с волками на Москву идти собирался? – с улыбкой отвечает ей старичок.
– А ты про волков не начинай мне! Нечего тут. Я говорю, волки это были. И все так говорят, а ты только ходишь – воду мутишь. Э-эх… А вот уж на счёт революции не знаю, однако же просто так у нас людей стражи порядка не забирают. Да и какой он мне сосед! – переменившись в лице, словно испуганно, говорит бабушка Алиса, – Он живёт даже не в городе, а то, что мой дом на окраине, это ещё ничего не значит, – как бы оправдываясь, продолжает она, – Нет, ну ты посмотри, ты ещё чего доброго людям так скажешь, они и поверят, это надо! Под статью подвести хочет. Старый, ты совсем что ли? Ну, какой он мне сосед, там километров семь, а то и все десять, так что ты давай не наговаривай лишнего. Это надо! Сосед говорит.
– Да ты не трусь, Никитина, – с улыбкой, но немного испуганно, словно болтнул лишнего, пытается выйти из сложившейся ситуации старичок, – Кому мы уже нужны? Что с нас взять-то?
– С тебя уж точно взять нечего, – рассердившись, отрезала бабушка Алиса.
– А как же мальчик? – вступила в разговор старушка в цветастом платке, – Говорят, ребёнок с ним жил, маленькийсовсем, года три, мать, говорят, бросила, уехала в столицу сразу,как родила. Мальчика-то куда теперь?
– Не три года ему, а десять, – возразил старичок.
– Девять, – поправила Никитина.
– Ну, девять, – повторил старичок, – Да и не бросала их мать, а умерла, когда ещё совсем маленьким он был. Отец-то журналист, поехал куда-то заграницу, там, говорят, взрыв или авария, вот и не стало матери у ребёнка, – старушка в платке виновато опустила голову, совестно ей стало, что оклеветалаженщину, однако же, её вина какая? Как ей рассказали, так она и повторила. За что купила, как говорится.
– Вот, а я о чём, журналист… Значит не всё так просто там было! Значит, есть грехи старые, а может и ещё чего нового понаписал, – возмутилась бабушка Алиса.
– Опять ты ворчать, мы про ребёнка, а ты опять про Фому.
– Так, а что же с ребёнком? – снова интересуется бабушка в цветастом платке.
– Говорят, его Марья приютила, повариха с бара, когда Дмитрий пропал, она же без работы осталась. Говорят, чуть с ума не сошла, да чтоб ей вроде как легче стало, ребёнка то и отдали, что б было, куда энергию направить, да горе чем затмить. А то ж она без работы не может, пить начнёт. Да ещё и с барменом этим столько проработала вместе, оно всё равно запоминается, хочешь, не хочешь, это как члена семьи потерять.