– Я ещё почему так говорю-то, – не унимается женщина с родинкой, – Девчонка ведь у Олеси жила, у сестры моей. Она мне много чего рассказала. Девчонка тоже, знаете, со своим этим, – она постучала согнутым указательным пальцем по виску, – Одна, молодая, неизвестно, куда поехала. Да ещё в баре с взрослыми мужиками все вечера сидела. Пропащая. Сразу было понятно.
– Так-то оно так, – соглашается бабушка Алиса, – А разве Олеська сестра твоя?
– Ну да. Родственница. По мужу. Да и не суть. Вот она идёт.
Тётя Олеся плывёт по рынку. Одарённая вниманием, она с радостью останавливается и словно мессия несёт людям слово.Готовая скорбеть по пропавшей «дочке» вместе со всеми и отдельно для каждого.
– Ой, чувствовала я. Чувствовала. Как только мальчика этогона пороге у себя увидала, думаю, всё. Пропала девчонка, – делится она воспоминаниями с одной дородной дамой и её мужем, который держит себя, как помещик на фоне крепостных. Живот выпятил, руки в карманах, – Какая баба с этим Филиппом свяжется? Одну в могилу свёл, теперь вот нате вам, – её слушают с сочувствием, не перебивают, лишь кивком головы соглашаютсяс её мнением.
– День добрый, Олеся, – щебечет дама с родинкой, голос её становится выше.
– Приветствую, – она остановилась возле трёх женщин, чубы и их одарить капелькой своего внимания, своей благодати.
– Да неужто правду говорят, убил? Убил, а перед этим изнасиловал? – сразу в лоб спрашивает Никитина.
– Правду, – горько отвечает тётя Олеся, словно лишилась близкого родственника, губы её подрагивают, она сглатываетнесколько раз, прежде чем продолжить говорить, – Молилась я за неё, каждый день молилась. Жалко девочку, такая молодая была. Эх.. Сама. Сама полезла, куда не надо, – тётя Олеся начала креститься. Женщины подхватили за ней.
– Ты себя не вини главное, – начала дама с родинкой, – Разве ж за ними уследишь! Всё им надо. Лезут везде. Мы такими не были.
– Правду говоришь, – соглашается Никитина, – Себя не кори, не виновата.
– Ой, спасибо. Спасибо вам на добром слове, – тётя Олеся вытирает сухой уголок глаза носовым платком, – Пойду. Говорить тяжело. Вспоминать всё это.
– Ступай, ступай, – поддерживает её бабушка Алиса, –Пережить такое… Отдохни. Ступай.
Женщина с родинкой хочет приобнять тёть Олесю, но её уже окликнули другие любопытные, и она с траурным лицом направляется к ним. Всё внимание мира приковано к давно неинтересовавшей его женщине.
– Бедная. Бедная Олеська, – с сожалением вздыхает дама с родинкой, – А я ещё, говорят, – она снова образовала магический круг из двух бабушек и себя, собираясь поведать какую-то тайну, которую никто не должен услышать кроме них.
Томас со злостью стоит на ветру, глядя на старух. Отец с малых лет учил его не поддаваться на провокации. Люди говорят много плохих вещей, особенно взрослые и, если отвечать каждому, можно потратить жизнь впустую. Пока они не ведут себя агрессивно по отношению к тебе, не обращай внимания и не реагируй. Ты обязательно поймешь, когда момент потребует твоего вмешательства.
Злость и обида переполняют мальчика, он знает, что агрессией только породит новые слухи. Однако терзающие его отчаяние и несправедливость оказываются сильнее, он снимаеткапюшон, делая шаг навстречу троице, как перед ним вырастаетШакирджон.
– Здравствуй, Томас, – с нежной родительской улыбкой говорит торговец хлебом, – Как ты, приятель? – он тянет мальчику руку. Злость вмиг сходит на нет, когда перед Томасомпоявляется старый друг.
– Здравствуйте, – Томас отвечает рукопожатием.
– Жена приболела, вот и пришлось идти на базар вместо неё. Ничего серьёзного, обычная простуда. Через пару дней будет на ногах, а может и уже на ногах. Дурит меня, чтоб ничего не делать, – Шакирджон рассмеялся, – Старшего оставил за лавкой присматривать, а что, основной поток покупателей прошёл, время то уже. Справится. Ты-то как? Рассказывай.
Томас посматривает на шепчущихся женщин, злоба снова просыпается в нём. Шакирджон садится на корточки напротивмальчика, окончательно заслоняя ему ненавистную троицу своей спиной.
– Послушай, Томас. Я знаю, что твой отец не делал ничего плохого. Он хороший человек, просто живёт в плохое время. Хотя, как известно, для хороших людей не существует подходящего времени, – задумчиво отведя взгляд, добавляетлавочник, – В моём доме тебе всегда рады, друг мой. Я хочу, чтобы ты это знал. Если вдруг тебе некуда идти.