– В том то и дело, мой дорогой страж порядка, – Мистер Лукаш тоже заулыбался, – Что, имея понимание этой простой истины, мы с уверенностью можем сказать, что общество само выбрало себе императора. Иными словами, нашим людям нужен был царь, хотя почему нужен был, нужен и сейчас. Получается, мы сами выбрали путь, который нас устраивает, как страна, как государство. Выбрали те условия, в которых живём, те страхи, которые испытываем, мы определили тоже сами. Ведь если, как мы уже сказали, общество само определяет своё будущее и не один социальный институт не может долго сдерживать желания и стремления большинства, то обратная сторона этого утверждения показывает, что всё, что мы имеем, вся наша бытность, всё определено большинством. Значит, по каким-то причинам граждане сами не хотели иметь политического выбора, права свободы слова и печати, утвердили титул «императора», поощряли коррупцию и произвол, зачастую, сами пользуясь родственниками и положением. Что же теперь жаловаться или винить кого, когда мы сами выбрали свои идеалы.
– А чем же, позвольте узнать, – участковый наполнял рюмки водкой, бутылку которой приобретал после каждой зарплаты, раз в месяц и медленно, как мог, растягивал до следующей, – Вас не устраивает наше положение? Да живём небогато, но ведь война, Вы не забывайте, когда люди в войну так жили? Это же Бога надо благодарить! А коррупцию, так она всегда была, её, батенька, из нас не вытравить, менталитет у нас такой, – Тихон Янович, не чокаясь, опрокинул рюмку, – А что до произвола, так это в Москве может или ещё в каких городах больших, или вообще за Уралом, у нас-то с Вами какой произвол? Да и вообще это ещё доказать надо, про все эти пытки. Сплетни-то они, сами знаете, вперёд мысли идут, подумать не успел, а уже ляпнул, и поползло. Это, кстати говоря, тоже у нас в крови, в менталитете заложено. Сказки рассказывать, из уст в уста передавать.
– Что же Вы, дорогой, во всём менталитет вините, не образование, не воспитание, а только менталитет Вам виноват. Даи позвольте заметить, неужели Вы сами не видите, что у нас за неугодные фразы сажают, раньше хоть за песни или ещё какое творчество, а сейчас так вообще, подивился росту цен, считай уже кандидат в места не столь отдалённые.
– Ну, это Вы утрируете уже, – участковый совсем расслабился и развалился в своём кресле, с удовлетворением выдыхая густой дым, – Когда же это за слова у нас сажали? Хотите возмущаться? Возмущайтесь. Только дома, не при всех. Кто же Вам запрещает? А если не нравится, как службы какие работают, полиция там или коммунальные, то пишите заявление, пожалуйста, всё рассмотрят, всё проверят. Так что ежели по закону, то всё у нас как надо, а то и лучше, чем там. Ну, а уж если кто про императора гадости говорит, да поносит почём зря, тут уж сам Бог велел. Просто так кто будет императора то ругать, тем более на людях. Это… Это даже некультурно как-то, тем более уж непатриотично. Особенно, – он потряс указательным и средним пальцами, меж которых зажата сигарета, – В войну!
Раздался звонок, стационарный жёлтый телефон громко требует ответа. Мистер Лукаш, наконец, выпил свою рюмку водки и поморщился.
– Участковый. Да. Кто? Как? – выражение лица Тихона Яновича резко сменилось с безмятежности на испуг, брови нахмурились, щёки покраснели ещё больше. Он положил трубку, встал из-за стола, достал из шкафа шинель и посмотрел на Мистера Лукаша глубоко печальным и виноватым взглядом.
– Ферма Иер горит.
Они побежали на улицу, старенький служебный УАЗ завёлся с четвёртой попытки, после череды проклятий со стороны участкового. Всю дорогу мистер Лукаш молча смотрит вперёд, а Тихон Янович продолжает сыпать гневные комментарии, то по поводу работы автомобиля, то критикуя дорогу и погодные условия, наледи, в частности.
Они поворачивают к ферме, но через несколько десятков метров становится понятно, что машина там не проедет, здесь же остановилась и пожарная машина. Возле неё стоит один из пожарных, он обменивается взглядами с профессором и участковым, но не говорят они друг другу ни слова. Профессор и представитель правопорядка бросаются к подножию холма, чёрный дым приближается с каждым шагом.
Мистер Лукаш отстаёт, одышка доходит до изжоги, голова опущена вниз, профессор пристально смотрит под ноги. У тропы,ведущей наверх, он замечает несколько фигур, но кто это, сказать пока не может, расстояние слишком большое для его глаз. Еще несколько метров и силуэты приобретают форму, цвет, прическу, лица. Тихон, уже стоит рядом с Марьей и Томасом, его тоже мучает одышка. Рядом с ними стоит начальник пожарной бригады вместе со своими подчинёнными. Они столпились чуть поодаль остальных и разговаривают о своём, не обращая внимания на огонь, языки которого уже выкарабкаются из-под крыши.