Мюнцеру не пришлось сделаться чудотворцем. Знамения, предвещавшие революционную грозу, и без того были ясно видны. Речь идет не о знамениях, отмеченных летописцами: чудесных знаках на небе и вторичном цветении роз и деревьев поздней осенью 1523 года. Произошло нечто гораздо более существенное и угрожающее.
Весной 1524 года в Тюрингии начались крестьянские восстания — непосредственные предвестники Великой крестьянской войны. Это были только первые зарницы, и никто еще не мог сказать, как быстро приблизится гроза. Застрельщиком выступил город Форхгейм, принадлежавший епископу Бамбергскому, где бунт был поднят городскими низами. К ним присоединились крестьяне окрестных селений. Одновременно восстали крестьяне в области Нюрнберга. Движение грозило переброситься во Франконию. Однако быстрые военные приготовления маркграфа Казимира Анспахского и ловкие действия нюрнбергских властей прекратили мятеж. Не обошлось без казней и суровых наказаний.
В июле 1524 года на с’езде в Кицингене образовался Франконский союз владетелей и городов «не для подавления союза божьего, но потому, что теперь во многих местах, особенно во Франконии, часто случаются преступные, злостные и бесчестные восстания подданных против властей, не из рвения к слову божию, а, напротив, из своекорыстной злобы». Господа понимали, что «оmnes» — «множество», так называл народ Лютер, — проснулось и надо ожидать бед. Характерно, что говорить прямо о подавлении крайних евангелистов они не решались. Это показывает силу движения.
Страх господ передавался и их прислужникам: астрологи в эти годы писали, что 1524 год является прологом, за которым должен произойти неслыханный дотоле переворот. Народная поговорка гласила: «Кто в 1523 году не умрет, в 1524 году не утонет, а в 1525 году не будет убит, — скажет, что с ним случилось чудо».
Оказавшись в Мюльгаузене, Мюнцер и здесь намеревался ввести немецкое богослужение по альтштедтскому образцу. 15 августа он затребовал из Альтштедта необходимые служебные книги.
Пфейфер также продолжал оставаться в Мюльгаузене и, опираясь на своих многочисленных друзей и последователей, успешно выступал как общепризнанный вождь местной политической и религиозной бюргерской оппозиции. Мюнцер же сделался вождем плебса, любимым вождем пролетариев и обедневших крестьян. Это хорошо понимали княжеские чиновники и шпионы, внимательно следившие за внутренними событиями в Мюльгаузене. Один из них, амтман Лангезальца Зиттих фон Берлепш, доносил герцогу саксонскому Георгу: «Безумный поп из Альтштедта научает мюльгаузенцев, что они не должны повиноваться властям, не платить никому процентов и налогов, и их долг — преследовать и истреблять духовенство».
Хроники сообщают, что к 20 сентября «были общиною во всех церквах и монастырях алтари разгромлены, столы и покровы убраны и реликвии, буде где были найдены, вынуты и позорному обращению подвергнуты. Потом население стало отказываться вносить подати и ренты как своим собственным священникам, так и соборной церкви и духовенству в Гейлигенштадте и в Анненродских монастырях».
Результаты деятельности Мюнцера и Пфейфера не замедлили сказаться. Католическое духовенство и монахи были почти совсем изгнаны из города, права и привилегии церкви были повсюду нарушены.
Но все же в течение почти целого месяца после прихода Мюнцера город жил сравнительно спокойно, — предсказанных Лютером восстаний и кровопролитий не было. Давно накоплявшееся недовольство вырвалось наружу внезапно, казалось, по совершенно ничтожному поводу, и сразу приняло острые формы.
В обязательствах, принятых Городским советом под давлением народных масс, значился пункт, гарантировавший личную неприкосновенность, которой гордилась оппозиционная партия. 19 сентября в доме одного бюргера праздновалась свадьба. Много лакомых блюд было с’едено за свадебным столом, много выпито вина и пива. Подвыпившие гости затеяли спор на животрепещущие темы. Спор перешел в ссору. Псаломщик Каспар нанес оскорбление бургомистру Родеману. Мстительный Родеман тут же приказал страже схватить обидчика и посадить его для вразумления «в большой подвал».
Молва об аресте на пиру быстро распространилась. Правящая верхушка евангелической общины — «восьмерка», как ее все называли, — решила использовать инцидент в своих политических целях. Сторонники «восьмерки» направились к месту заключения, освободили Каспара и с торжеством повели его обратно на свадьбу. Родемана, нарушителя городских законов, принудили отправиться вместе с ними в ратушу. По дороге быстро собралась толпа, слышались угрозы по адресу ненавистного магистрата. И если бы один из членов «восьмерки», Михаил Кох, не увещевал толпу, то несчастный Родеман поплатился бы жизнью за свой поступок.
О дальнейшем хроника говорит: «Также побежали они, вооруженные, к дверям бургомистра Виттиха, вызвали его и заявили, что хотят с ним говорить: если он хочет выйти к ним добром, то тем лучше для него, если же он этого не сделает, то придется ему уже итти не по-добру, ибо дело касается общины. Тогда он вышел, и они принудили его также направиться с собой в ратушу. Там оба (бургомистра) должны были дать членам «восьмерки» обещание, что они завтра снова явятся (для разбора дела)»… Но рано утром Родеман и Витгих выехали в Зальц. Вечером вооруженные толпы недовольных собрались у городских ворот, сторонники же Совета сошлись в ратуше, но До столкновения дело не дошло.
Эти события произошли стихийно, мероприятия же следующего дня были подготовлены не без участия Мюнцера и Пфейфера. Совету были пред’явлены требования устранить всякое угнетение горожан властями, окончательно изгнать католическое духовенство из города и отменить уплату налогов и податей.
Городской совет, конечно, не мог пойти на удовлетворение этих требований. Его положение осложнилось провокационными действиями князей, которых, очевидно, быстро осведомляли о событиях, происходящих в городе. Ландграф Филипп Гессенский и амтман Зиттих фон Берлейн от имени саксонского герцога Георга потребовали от города: во-первых, вернуть священника из Амиоры, изгнанного мюльгаузенскими горожанами (24–25 марта), и дать ему удовлетворение за причиненные обиды, во-вторых, восстановить выплату духовенству издавна установленных налогов и податей.
Десять членов Городского совета из патрицианской партии почли за благо последовать примеру бургомистров и бежали из города.
Пользуясь нерешительностью и бездействием власти, Мюнцер убедил Пфейфера и его партию выступить с более радикальными требованиями. Совместно с Пфейфером они составили программу. В ней было одиннадцать статей:
1 Должен быть образован новый Совет.
2. Последнему надлежит править согласно библии и слову божьему и, в соответствии с этим, блюсти правосудие и закон.
3. Избранный Совет должен оставаться у власти не на определенный срок, а навсегда.
4. Он обязан под страхом строгого наказания и смерти устанавливать справедливость и избегать неправды.
5. Никто не должен быть принуждаем к участию в управлении.
6. Чтобы отнять почву для взяточничества со стороны членов Совета, их нужды должны удовлетворяться (т. е. они должны получать жалованье).
7. Вместо городских регалий, унесенных с собой бежавшими бургомистрами, должны быть изготовлены новые.
8. Если члены старого Совета не захотят подчиняться новому порядку, то надлежит установить и записать на бумаге, какие коварные поступки за последние двадцать лет ими совершены против общественной пользы и в чем ими город обманут; все?то напечатать, чтобы все видели, что это за люди.
9. Если эти статьи не будут проведены в жизнь согласно божьему слову, не должно иметь с ним никакого общения.