Способ вернуть свою идентичность был — для этого достаточно опереться на окружение из референсных образцов, окружение, составленное из обычных здоровых людей. Томет был уверен, что сможет найти ответы на свои вопросы, если ему удастся присмотреться к ним, сравнить их реакцию на окружающий мир со своей собственной, их поведение — со своим… Будучи интровертом всю свою жизнь, Томет редко испытывал потребность находиться в коллективе, легко довольствуясь собственным обществом и принимая ярлык “социопат”, как положительную характеристику. Однако сейчас именно общество себя самого вызывало у него наибольшее неприятие — настолько, что социум стал казаться единственным убежищем. Впрочем, никакого желания общаться с ними у Томета по-прежнему не ощущалось — все, чего он хотел, это наблюдать за здоровыми самодостаточными людьми, за теми, кем самого себя он уже не ощущал.
Дождавшись полного восхода солнца, Томет отправился в дорогу. Уже на выходе из квартиры его посетила мысль о том, что этот поступок плохо соответствует статусу больного, но он лишь равнодушно пожал плечами — в его положении то, что о нем могли подумать сотрудники, уже не имело большого значения.
Капуста Романеско
Когда Томет добрался до парка, выбранного им для его experimentum crucis, солнце успело подняться достаточно высоко, укоротив тени у окружающих предметов и избавив глаза от необходимости щуриться под ослепительными горизонтальными лучами. Свежий утренний воздух холодил рану на виске, отчего та слегка ныла, напоминая о себе... и о том, что скрывалось под ней. Впрочем, даже без этого ощущения Томет ни на минуту не забывал о причине, которая его сюда привела. Он не спеша гулял по парковым аллеям, внимательно присматриваясь ко всему, что попадало в его поле зрения, словно видел это впервые. Каждый встречный представлял для него неподдельный интерес: увлеченно болтавшие парочки, дремавшие на лавочках пенсионеры, шлепавшие кроссовками по беговым дорожкам целлюлитные бегуньи, а также самодовольные семейства, выгуливавшие на поводках тявкающих генетических уродцев и собственное потомство.
Томет ощущал внутри себя собранность и напряжение, которые до этого возникали у него лишь во время скрупулезной работы над проектами — сейчас ему было важно, чтобы ни одна деталь реальности не ускользнула от его внимания, чтобы никакая случайная невнимательность не стала причиной ошибки в оценке собственной адекватности. Как никогда ранее, он боялся даже малейшего искажения в собственном восприятии окружающего мира и населяющих его людей. Однако, чем дальше он наблюдал, тем больше у него усиливалось ощущение, что эта реальность расплывается и ускользает от него. При беглом взгляде ему казалось, что картина вполне привычная и ничем не отличается от того, что он привык видел раньше, и — что для него сейчас было крайне важно — от того, что видят все остальные. Но стоило ему присмотреться, задержав взгляд на чем-то одном, как оно, ничуть не изменяясь и оставаясь прежним во всех элементах своего визуального ряда, в звуках и запахах — начинало выворачиваться наизнанку, представляясь совершенно неожиданными образами… Словно буквы текста на отраженной в зеркале странице, которые до этого он видел лишь в перевернутом виде, и о принадлежности которых к определенному алфавиту мог лишь догадываться, не в силах опознать ни одного слова, все вдруг сразу — словно зеркало убрали или добавили еще одну отражающую поверхность — обрели смысл, слившись в какой-то поразительный текст...