Черкни, как там бабушка? Жива ли? Все еще ругает меня? Напиши, как ее здоровье? Я очень жду весточки от тебя. Люблю, скучаю, целую! Мама».
Егор сунул письмо в конверт, положил на стол дочери, а сам лег на диван, включил телевизор и, забыв об экране, задумался о своем. Воспоминания увели человека в самое начало.
Он вовсе не собирался быть военным, а тем более работать в зоне, да еще сотрудником спецчасти, постоянно контролировать почту, выходящую и поступающую к заключенным. Егор мечтал совсем о другом. Он хотел работать на торговом судне, ходить по загранкам, исколесить весь мир. Мечтал о красивой жизни. Но медкомиссия забраковала: подвело зрение, да еще в сердце неполадки выявились. Указали ему медики на другие двери, и пошел Егор служить в армию. Ох, и нелегко было на первых порах. Отрывались на нем все, кому не лень: деды и салаги, офицеры и их жены,— все пытались им помыкать, пока не научился давать сдачи кулаками, огрызаться, посылать офицеров вместе с женами по этажам, от которых даже у самого горели уши.
Может, именно за эту дерзость стали следить за ним и накрыли... с девкой на посту. Другим такое шутя сходило с рук, но не ему. Едва ни загремел под трибунал. Зато на «губе» просидел почти три недели. Холодный бетонный карцер едва не угробил окончательно. В нем Егор получил двустороннее воспаление легких. Оно спасло от уголовного дела, а Платонова вызвали к командиру части. Разговор был долгим и трудным. Егор упирался, отказывался. Ему вовсе не хотелось поступать в училище внутренних войск, куда посылали проштрафившихся солдат.
— Ну, тогда не взыщи, направляем дело в трибунал. Ты вылечился и будешь отвечать за свое по всей строгости закона.
— А если я обращусь в Министерство обороны и расскажу, как надо мной издевались? — сорвалось невольное.
— Замолчи, козел! Ты пикнуть не успеешь, как окажешься снова в карцере! И никто не узнает, где могилка твоя! Не гоношись, не забывай, что ты есть! Пока предлагаем тебе прекрасный выход! Радуйся! Потом не раз благодарить станешь. Не то вместе со штрафниками отправит трибунал в Афган, вот там и впрямь взвоешь! Сколько полегло там таких, как ты,— оглядел Егора, ухмыльнувшись.
У того слова поперек горла колом встали. Препираться дальше не было смысла, а через полгода Платонов уже был курсантом училища.
Егор понимал, что будущее у него вовсе не безмятежное, радостей и покоя не дождешься, а потому каждую свободную минуту употреблял в свое благо.
Он напропалую знакомился с девчатами, назначая по два-три свидания на вечер. Скольким вскружил головы обещаниями, зажимая девок в темных подъездах, дворах, кустах. Они уступали парню. Тот, воспользовавшись доверчивостью девчонки, на второй день забывал ее. Почти все они уступали ему быстро. Может, потому так скоро и забывал их имена. Вот только одна осталась занозой — Катя...
Эта долго не обращала внимания на Егора. Смеялась над парнем, не танцевала, не гуляла с ним и не разрешала себя провожать. Едва курсант пытался приобнять, уединиться, Катя отталкивала парня.
— Сгинь, хорек! Чего липнешь репейником к юбке? Терпеть тебя не могу, ублюдок! — девчонка отскакивала в сторону.
В другой бы раз влепил пощечину за такие комплименты, но за Катьку всегда было кому вступиться, и Егор не хотел рисковать. Быть избитым целой сворой — кому захочется? Вот и отступал, но лишь на время. Благо, что выбор был, и девчонок курсанты меняли всякий вечер.
Егор, может, и забыл бы о Катьке, но свел их новогодний вечер в теплой компании. Когда гостей развезло, Платонов приметил Катю, уснувшую на диване в маленькой темной комнате. Девчонка плохо соображала, что от нее хотят, а когда поняла, было уже поздно. Егор тешил себя тем, что сломал непокорную и ловил девчонку во всех темных углах, мстил за прошлое.
— Уйди, ишак, отвяжись! — злилась Катька, вырывалась из рук.
— Хватит корячиться! Чего гоноришься? Не впервой тебе со мною ласкаться, пора привыкнуть. Не дергайся. Я скоро с тобой разберусь,— сдавливал грудь девчонки, задирал юбку и, справившись, отпускал, не целуя.— Теперь шурши! — смеялся ей вслед.
Катька старалась избегать таких встреч, но Егор как наказание вставал на ее пути.