— Нет, нисколько, — ответил он. — Вы очень красивая. Даже сейчас. Поэтому я хочу вас спасти. То есть не поэтому, не только поэтому. Мой долг спасти вас, но я бы сделал это даже вопреки долгу.
— Спасти от кого? — удивилась она. — Кто может быть мне страшен теперь?
— Спасти от вас самой. Я не хочу, чтобы вы умирали.
Кажется, она начала понимать. Сияние вокруг нее совершенно исчезло. Ветерок стал сильнее, реснички на стенах начали двигаться и извиваться в каких-то конвульсиях. Стена тоннеля снова потеплела.
— Как вы проникли сюда? — спросила она. — Это ведь моя территория. Здесь не должно быть чужих, я знаю. Если вы не ангел, то почему вы здесь? Откуда?
— Оттуда. — Он показал рукой на стену. — Этот тоннель довольно длинный, не правда ли? Любая длинная труба обязательно проходит по какой-то местности. Любая труба имеет и внутреннюю, и наружную поверхность. Я пришел снаружи. Я прошел то пространство, по которому проложена эта труба, сделал отверстие в стенке и вошел, чтобы сделать то, что я должен сделать. Чтобы спасти вас. Это было нелегкое путешествие, я думаю, самое тяжелое в моей жизни. Я чуть было не погиб. Но я успел вовремя. Я здесь, и мы разговариваем.
— Я слышала об этом тоннеле, но я никогда не думала, что там, снаружи, еще что-то может быть. Что там?
— Там тьма, — ответил он. — Там целый мир тьмы. Мир, чуждый жизни, наполненный антижизнью.
— Что это там лежит? — спросила она, указав рукой на мертвого высохшего хищника.
— Представитель местной фауны. Уже не кусается.
— Пропусти меня, — сказала она, — пропусти меня туда, слышишь, иначе я тебя убью.
— Нет.
— Учти, я буду драться за свою смерть. Ты не знаешь, какая я сильная.
— Знаю, — ответил он. — Ты самая сильная из всех, кого мне приходилось спасать.
— Тебе приходилось спасать! — закричала она. — Ах, тебе уже кого-то приходилось спасать! И что же, те люди не проклинали тебя и не плевали тебе в лицо, встретив в коридоре?
— Бывало всякое.
— Ты думаешь, что им нужно было твое спасение?
— Я думаю, что некоторым из них оно было нужно.
— Тогда ты заблуждаешься. Человек должен иметь право умереть. У нас отобрали все, но это единственное право, которое отобрать невозможно. Уйди с дороги.
— Ты не понимаешь, — начал он, но она толкнула его рукой и брезгливо вытерла ладонь о рубашку. На белой ткани остался след крови.
Он упал, и, пока пытался подняться, девушка уже прошла мимо. Сияние вокруг нее разгоралось с новой силой.
— Подожди! Я должен предупредить тебя! Она остановилась и обернулась.
— Ты все равно не доберешься до конца этого тоннеля. Для тебя этот путь закрыт.
— Там ждут меня твои друзья? — спросила она. — Они меня не остановят.
— Нет. Просто самоубийцы всегда сворачивают в один из боковых тоннелей. Тебя там ждет смерть.
— Я уже умерла.
— Тебя там ждет вечная смерть, вечная и повторяющаяся. В конце каждого бокового тоннеля живет хищник, который… Ты идешь прямо в его челюсти.
— Хищник вроде этого, что лежит здесь? — Она толкнула существо ногой, и то рассыпалось, словно состояло из хлопьев пепла.
— Гораздо страшнее. Гораздо страшнее, чем ты можешь себе представить, и в сто раз страшнее, чем я могу описать. Это ужас, равного которому нет на земле. Именно это ждет самоубийц. Не будет никакого доброго бога, задающего вопросы, не будет никаких умерших родственников, прилетевших приветствовать тебя, а будут лишь челюсти черной пиявки и ее безразмерный желудок. И это навсегда. Сейчас твой последний шанс вернуться. Послушай меня.
Ее глаза на мгновение померкли.
— Я тебе не верю, — сказала она. — Ты придумал все это, чтобы меня обмануть. Чтобы не пустить меня дальше.
— Ты сама знаешь, что это правда!
— Это ничего не меняет, даже если это правда.
Она начала удаляться. Легкий ветерок, пахнущий степными травами, подхватил ее и понес во тьму. Надежды больше не было. Так жаль, что все это было зря.
Он закрыл глаза. Он ощущал, как кровь продолжает вытекать, и вместе с нею уходят последние силы. Теперь осталось совсем немного, думал он, еще несколько минут. Она достигнет развилки и попадет в колодец. Затем сорок метров темного пространства и невидимая тварь, схватившая тебя за голову и потащившая вниз. И вдруг его осенило. «Неужели все колодцы питаются именно так? — подумал он. — Неужели они питаются нами и только нами? Наевшись, они отпочковываются от тоннеля и спокойно переваривают пищу, ожидая, пока следующая жертва бездумно бросится во тьму. Нажравшись, они могут даже дать несколько отпрысков, почему бы и нет? Но если сознание не разрушается, значит, на дне каждого большого колодца есть человек, по крайней мере один человек. Этот человек до сих пор видит, слышит и чувствует. Неужели это и есть ад? Нет никаких горячих сковородок и вечно пожирающего огня. Есть лишь пустыня боли, ненависти и одиночества. Так жаль, что она не поверила мне. Она уже была готова поверить.
Но если люди об этом когда-нибудь и узнают, то это будет не сейчас, — думал он. — Сколько мне осталось? Несколько минут, не больше. Как только она погибнет, стенка тоннеля начнет разрушаться. А стенка — это единственное, что сейчас отделяет меня от хищников. Тоннель исчезнет, и я исчезну вместе с ним».
Он ощутил легкое и нежное прикосновение, но не стал открывать глаз, чтобы продлить иллюзию еще хотя бы на несколько секунд. Ничего легкого и нежного здесь быть не может. Здесь может быть лишь смерть, которая приходит явно или крадется бесшумно. Неужели у смерти могут быть такие руки? Он с трудом открыл глаза.
Сиреневые ленты света струились но стенам тоннеля, а ветер пах костром, затерянным в ночи, пах звездами, и камышом, и летним ором лягушек, пах сонно плеснувшей рыбой посредине тихой реки, тонким комариным гудением у твоего уха, мохнатыми соснами, дальними огнями и стуком колес поезда, проходящего вдали за лесом, — пах всем этим одновременно и еще тысячью тысяч вещей, о которых нельзя сказать и которые можно лишь ощутить, ощутить одновременно, как один большой глоток жизни. Девушка склонилась над ним, и каждое прикосновение ее волос делало его невыразимо счастливым.
— Почему ты вернулась? — удивленно спросил он.
— Как я могла не вернуться? Не могла же я оставить тебя умирать. Я коснулась своей рубашки, и на ней осталась кровь, твоя кровь, посмотри. А под тобой уже целая лужа. Если тебя не перевязать, ты умрешь от потери крови. За кого ты меня принимаешь, за изверга какого-нибудь? Ты знаешь, что у тебя здесь несколько глубоких дырок? Повернись немного. В тебя что, гвозди заколачивали?
Почти. Что-то вроде того.
Она оторвала несколько матерчатых полос от своей длинной больничной рубахи и начала накладывать повязку. Ему пришлось приподняться, и он застонал от этого простого движения.
— Вот так уже лучше. Теперь расскажи, как тебя отсюда вытащить.
— Зачем ты это сделала? — спросил он.
— Что сделала?
— Сделала то самое, из-за чего мы здесь.
На мгновение ее глаза будто подернулись корочкой льда. Цветные полосы на стенах тоннеля погасли, сейчас ее освещало лишь ее собственное свечение. Ветер затих, воздух стал спертым, как на закрытом чердаке, полном старого хлама.
— Это был плохой вопрос, — сказал он, — прости меня.
— Ничего, когда-нибудь расскажу, обещаю. Но обещаю, что это случится нескоро… Ты заметил, что здесь нечем дышать?
Он попытался подняться, и она помогла ему.
— Тоннель умирает, — ответил он. — Мы должны успеть. Нужно пройти около двух километров в обратную сторону. Там ты можешь меня оставить. Потом ты пойдешь в ту сторону, которую выберешь сама. Вперед или назад. Когда тоннель исчезнет, я окажусь на безопасной территории. Там у меня передатчик. Я свяжусь со своими, и они меня вытащат. Обо мне не беспокойся.
— Отлично. Тогда попробуем проползти эти два километра. Обопрись на мое плечо. Не стесняйся.
— Ты уже решила, в какую сторону пойдешь? — спросил он.
— Пока нет. Но я успею решить, пока мы будем идти.