Вадим с усмешкой посмотрел на сутулую спину Петрока и вернулся к полотну. Перед ним стояла его копия Дейкера "охота на кабана".
Большое полотно, изображающее чёрного дикого кабана на переднем плане, в морду и горло которого вцепились охотничьи собаки. Они со злобой драли его, на глазах у них стояла кровь, кабан ревел, но продолжал бежать. Он был ещё в силах, но в глазу, который был повёрнут к зрителю, читались безумие и страх. Странно, но чем больше Вадим писал эту копию, тем яснее ему становилось - он и есть этот кабан. Дикий, страшный, чужой, а люди вокруг - это псы, кидающиеся на него, скалящие свои вонючие рты. Псам никогда не понять кабана, ведь кабан живёт по своим инстинктам, он знает лес, в котором псы чужаки. Но он становится жертвой. Вадиму не хотелось быть жертвой и, возможно, его нежелание принять в себе эту сторону и замедляло процесс.
Он писал полотно уже больше месяца. Слой за слоем, отвлекаясь на другие более мелкие работы, в ожидании, когда высохнет масло. Медленно, терпеливо, придирчиво. Каждый штрих, каждый полутон. Вадим никуда не спешил, хотя Роман иногда торчал у него над душой, ворчливо подмечая, что копия давно уже готова, а Вадим просто тратит государственный бюджет, простаивая у этой чёртовой свинины с палитрой в руках.
- Ты что, чертов Да Винчи? У тебя работы ещё гора! К нам скоро приедет объект из третьего зала! Комиссия настаивает дойти до "автора" и снять все поновки! Да там бумаг заполнять только полгода! Кончай своего кабана, у тебя еще неделя. - Роман грозно пыхтел, но Вадим даже не смотрел в его сторону.
За те полгода, что Вадим проработал в музее он подробно изучил каждого, кто работал в мастерской, да и в музее в принципе. Роман Степанович был из редкой категории людей, которых Вадим называл «студень в камне». Это такой очень твёрдый и внушительный снаружи человек, абсолютно мягкий и желеобразный внутри, только стоит просунуть в узкую щель перо «доверия», сразу потечёт розово-красное сопливое и доброе. Доброе, как раз то, что никогда не мог понять Вадим. Быть добрым, это быть самоубийцей, так он полагал и держался этого. Впрочем, и быть злым он не хотел. Ведь злой, это такой же незащищенный, уязвимый. А Вадим был неуязвим.
Он снова почувствовал напряжение между лопаток и с силой кашлянул, прогоняя подкативший ком к горлу. Он должен был её найти. Вдруг его осенило, он посмотрел на Петрока, который прилип носом к самому экрану, скосив глаза в центр. Вадим мог услышать, как Петрок обращается к картинке, покрытой, как поверхность озера, сероватой рябью.
- Ты скол или тень? Скол или тень? - бормотал напряжённый Петрок.
- Это тень. - улыбаясь, своей улыбкой номер пять, прошептал на ухо парня Вадим. Парень вздрогнул, отрываясь от экрана, под глазами висели отёчные мешки.
- А, это вы... - устало выдохнул Петрок, бросив быстрый взгляд в пространство мастерской.
- Не боись, Степаныч ушёл на обед. - Вадим непринуждённо взмахнул руками и присел на край стола, затем наклонился к экрану - Что там у тебя? Ааа... Венера. Помню-помню. - Вадим подмигнул Петроку. - Я уже делал эту работу. Еще на третьем курсе, тоже Роман пошутил.
- Как понять, пошутил? - вылупился на Вадима Петрок, а спустя секунду нахмурил брови и закивал, поняв наконец, что уже больше суток тратит время впустую.
- Это очень старый снимок, видишь? - Вадим щёлкнул мышкой в двух местах экрана и, демонстрируя свойства снимка, ткнул пальцем на дату - Две тысячи пятый год. -
- Ох ты ж черт! - воскликнул парень - Это получается, снимку уже больше тринадцати лет? - он с обидой опустил уголки губ вниз. - Ты всё знал, да? - удивительно, как студентик легко перескочил с «вы» на «ты», Вадим сразу понял насколько низкий у парня айкью, как будет легко его обвести вокруг пальца.
- Представляешь? - Вадим снова улыбнулся ему своей второй улыбкой, которую он совсем недавно придумал. Улыбка папаши пьяницы, который даёт сыну сто рублей на жвачку. Добрый папаша Вадим сейчас умаслит мальчика Петрока.