Марианна усердно занималась развитием мальчика, выстраивая его личность по самым современным канонам детской психологии. Она не кричала и не баловала, в меру ласкала и в меру приучала к ответственности. Ей повезло с сыном. Мальчишка рос активным, бойким, розовые щёки и хитрый прищур ярких зелёных глаз радовал молодую мамочку. В три года Вадим знал русский и английский алфавит, название около трёх ста животных, включая любимых динозавров и пауков. Пауки ему очень нравились.
Иногда Марианна с настороженностью смотрела, как Вадим гладит соседских собак и играет с детьми. Она отмечала, что давалось это ему нелегко. Собаки, повизгивая, шарахались, когда мальчик неловко тянул их за уши или хвосты, а дети плакали - Вадим любил потолкаться и иногда мог укусить, если не получал игрушку. Марианна мягко говорила с сыном, договаривалась с родителями, даже вменяла ему строгие наказания - посидеть на стульчике пятнадцать минут, подумать о своём поведении. На Вадима это никак не действовало, Марианна всё списывала на возраст. В конце концов, пять лет не приговор.
Годы шли, но наладить общий язык со сверстниками Вадим не мог, Марианна списывала его холодность к посторонним на слишком быстрое развитие, сын явно был умнее других детей.
И если разрыв с людьми становился всё ощутимее, то вот увлечения сына восхищали Марианну, оставляя в сердце надежду на лучшее. Вадим, кроме пауков, обожал картины. Он мог часами смотреть на сложный сюжет, разглядывать мазки и переливы света, работники музеев и выставок, куда Марианна таскала сына каждую неделю, восторженно ахали и гладили мальчика по золотистой голове.
Когда Вадиму исполнилось десять он всерьёз объявил матери, что намерен стать художником. Вот как это было.
Марианна сворачивала коврик для йоги, стоя на четвереньках на белоснежном кафельном полу гостиной. Она вся взмокла от тренировки, но тело было мягкое, тёплое и мысли текли в благоприятном направлении, точно пушистые облака по весеннему небу. Дверь щёлкнула замком, и в коридор зашла мрачная фигура, она переваливалась с ноги на ногу, точно фигура старика. С плечей уныло свисали лямки тяжёлого рюкзака, воротник рубашки был распахнут и съехал в сторону, одна пуговица оторвалась и пропала в неизвестном направлении, а вторая висела на тонкой петельке, словно на слюне.
Марианна подошла к сыну, привычно чмокнула его в лоб, в который раз отмечая как он морщится и отклоняет в сторону голову. В другой раз Марианна бы обиделась на него, но сейчас она была так расслаблена после йоги, так умиротворена. Она не стала обращать внимания ни на порванную рубашку, ни на небольшой кровоподтёк в уголке рта. Она помогла снять сыну лёгкую куртку и рюкзак, он молча, шаркая ногами, прошёл на кухню и сел за стол. Марианна поставила перед ним тарелку с салатом из шпината и кедровых семян, следом пошла тарелка с супом из тыквы и копченой курицы. Вадим ел жадно, со злостью лязгая ложкой, а Марианна сидела на противоположной стороне стола и смотрела в окно. За окном была весна, она улыбнулась. Вадим посмотрел на неё искоса, а потом вдруг спросил:
- Мама, почему люди такие злые? Отчего они кидаются на меня с кулаками? - и стал доедать суп, не смотря на мать.
Марианна помедлила, сжимая губы, она не знала всей ситуации, но была давно знакома со своим сыном.
- Может быть ты что-то такое сказал, а может быть и сделал? - она осторожно посмотрела на Вадима, тот дёрнул плечами.
- Ну их всех - высказал он и отодвинул от себя пустые тарелки.
Затем, облизнув губы, нахмурился и произнёс:
- Вот Витька. Почему Витька опять меня послал? Подумаешь, мало ли, что я ему сказал. Или про него, допустим, сказал. Ну если даже в сердцах, верно? - он посмотрел на мать, требуя поддержки и крепко сжимая ложку в своём белом маленьком кулачке.
- Иногда слова могут сильно ранить. - ответила ему Марианна, не сводя глаз со сжатого кулака.
- Подумаешь! - фыркнул Вадим и бросил ложку так внезапно, что Марианна вздрогнула. - Все они уроды. - буркнул Вадим, ковыряя ногтём салфетку.
- А как же Маша? Вы же на той неделе с ней начали дружить, помнишь? Новая девочка в классе. - Марианна собрала грязные тарелки и стала раскладывать их в посудомойку, она уловила краем глаза, как лицо сына недовольно скривилось.
- Эта страшилища? Ну её. У неё такое лицо, знаешь. - Вадим замолчал, его тонкие пальцы нервно рвали краешек салфетки, отщипывая от него по кусочку, кусочки разлетались в разные стороны.
- Вот знаешь, мама - многозначительно добавил он, подняв салфетку в руках высоко на свет, так, что она стала светиться - Все люди, они такие. Неприятные. - выдавил он, от этого его тона и слов у Марианны похолодел затылок. - Другое дело картины. Там люди на них, такие красивые, ровные, чистые - мечтательно проговорил Вадим.