- Здесь! - кричит Стахов, когда джип вылетает из туннеля.
Я вижу многоэтажный кирпичный дом, нависший скалой над Садовым кольцом и подурневший от времени и постоянных выхлопных газов.
Дальнейшие события выходили за рамки нашей повседневной жизни. Видимо, небесный Демиург, сочиняющий сценарий человеческой жизни, был большим затейником. Не успели мы въехать в грязноватый дворик, как дурные предчувствия...
В освещенной фонарями брюшине двора наблюдалась паника: плакали дураковаляющие малютки в колясках, нервные мамы поспешно увозили их, пронзительно кричала детвора постарше, бабульки на лавочках крестились, радостно суетились бомжоватые пьянчуги, какая-то гражданка на балконе истерично требовала вызвать милицию и "Скорую помощь".
Я и Стахов переглянулись и поняли, что причина этого смятения только одна: господин Бирюков! В чем же дело?
У металлических "ракушечных" гаражей барахолили бесстрашные местные алкашики. В одну из гаражных крыш впечаталось тело. Оно выглядело неприятно изломанным, как большая кукла, выкинутая из-за ненадобности.
- Я глядь: летит, как космонавт, - с поспешной запальчивостью изъяснялся пропитой гномик с всклокоченными немытыми волосами. - Жуть, еть. Плыг - из окошка. Во! Красота небесная!
Охотник на людей приблизился к гаражам, поднял голову на открытые освещенные окна с глазеющими вовсю зрителями; оглянувшись, спросил:
- Знакомая личность, Маша?
- Нет.
- Лет ему сорок, - решил Стахов, вглядываясь в разбитое темное тело, и обратился к зевакам. - Кто его знает?
- А чего знать-то, - выступил вперед "собачник" в спортивном костюме, у его ног деберманил пес с добрыми глазами. - Это мой сосед Бирюков Лёня. Ничего малый... был. Любил выпить да к слабому полу... того... Вот к таким, - указал на меня.
Я сделала вид, что не слышу оскорбительного комплимента: дурак - он везде дурак. Менхантер тоже не обратил внимания на такую "мелочь": взяв меня под руку, повел в жилой дом.
- Надо успеть глянуть на логово до приезда служб, - объяснил Алекс.
- Зачем?
- Чтобы убедиться: Бирюков наш "маньяк".
А что тут убеждаться: ясно, что модельер оказался крепко больным на голову. Устроив кровавую интригу, прозрел в последний миг или уразумел, что возмездие неизбежно. И поэтому сиганул в вечное...
На лифте мы поднялись на одиннадцатый этаж. На лестничной площадке мельтешили возбужденные жильцы. Их лица были одухотворенные, точно они участвовали в премьере спектакля.
Приняв инициативного Стахова за представителя правопорядка, начали излагать свои версии происшедшего: пьянство, разврат, наркотики.
- Изложите все в письменном виде, - советует охотник на людей и толкает рукой входную дверь квартиры самоубийцы.
Она легко открывается - к моему удивлению.
- Минуточку, - говорит Стахов. - Всем оставаться на местах. - И приказывает мне никого не впускать и не выпускать.
- Хорошо, - пожимаю плечами, заметив, как рука Алекса тянется к кобуре; это меня удивляет - неужели, он считает, что Бирюков прыгнул не сам? Ему кто-то помог? Кто?
Через минуту я приглашена в квартиру. Менхантером, разумеется.
В двухкомнатной квартире, отремонтированной под "евро", плавает удушающий запах парфюмерии. Большая комната буквально завалена дамской одеждой. На столе валяются рваные джинсики и кофточка с ржавыми пятнами крови. Я без труда узнаю одежду Танечки Морозовой. На полу разброшены фотографии топ-моделей. У всех молодые и счастливые лица.
- И твои фотки здесь, - говорит Стахов, оглядывая комнаты. - Понятно, уходим. Не будем мешать беспристрастному ходу расследования, если таковое будет.
По напряженному виду менхантера я догадываюсь, что картина самоубийства его не убеждает. Или, быть может, Стахов не хочет, чтобы официальные органы правопорядка узнали о нашем вторжении на место преступления?
Наш выход из подъезда сопровождается невероятной какофонией звуков: во дворик почти одновременно заезжают карета "Скорой помощи", милицейский "уазик" и машина МЧС. Зеваки ещё более вдохновлены: начинается второй акт бессмертной трагедии под названием "Жизнь и смерть".
Я и Стахов садимся в джип и тихо покидаем подмостки. Странно - у меня нет чувства победы. Все произошло столь стремительно, что я не успела осознать: все закончилось! А пока - усталость и неопределенность.
- Что нос повесила, - ободряет охотник на людей, - мало накуролесила?
Я признаюсь, мол, готовилась к затяжной войне, а выдался короткий бой, в котором я почти не принимала участия. Стахов утешает: ничего, меня ждут другие бои и не менее опасные. Что же касается маньяка, то да, есть вопросы. И самый главный: какая причина падения из окна? Испугался возмездия, совершив ошибку? Понял, что не уйти от правосудия?
- Есть некая театральность во всем этом, - размышляет мой спутник. Будем разбираться, Маша. Процентов восемьдесят, что маньяк "наш". Давай считать, что мы победили? Согласна?
- Согласна.
- Отлично. Тогда отдыхаем перед будущими битвами.
- А с кем биться?
- На наш век мрази хватит, - признается. - Сколько себя помню - все сражаюсь...
- Не с ветряными мельницами ли?
- И с ними тоже, - недобро ухмыляется. - Ничего, Маша, победа будет наша. Всегда!
Будут ли победы? Вопрос спорный. Такое впечатление, что люди, живущие по новым "капиталистическим" законам, утеряли нормальные жизненные ориентиры, и теперь, как слепые, тыкаются в попытках найти высший смысл своего жалкого бытия. Обогащайтесь! - лозунг дня и сегодняшняя национальная идея? Не слишком ли она жалка и ничтожна для нашей широкой и штормовой, как море, души?
- Предлагаю отпраздновать первую викторию, - слышу голос Стахова. - В одном уютном местечке.
- Только не в "Полуночном ковбое".