— Уже стемнело, — заметила она через некоторое время. — Ненавижу зиму. Темнеет почти в половине шестого. И вообще я ненавижу темноту.
— Все осложнения имеют своим источником ложь, а самым простым всегда была и остается правда.
Она резко повернулась к нему:
— Еще один трюизм, Тэйлор? Ты ведь, в сущности, ничего не знаешь. Так, одни лишь догадки.
— Что тебе нужно, Сидни? Зачем ты сюда пришла?
Она неожиданно улыбнулась:
— Я недавно звонила отцу и сказала, что Линдсей пострадала в результате несчастного случая, и, похоже, очень серьезно. Хочешь знать, что он мне ответил? Он спросил только одно — будет ли она жить. Я, естественно, сказала, что ничего не знаю, что не имею абсолютно никаких сведений о ее состоянии. А он попросил меня немедленно позвонить ему, как только выяснится что-либо важное. Если, предположим, она все-таки умрет, то он неизбежно унаследует все ее состояние, а для этого, как ты сам понимаешь, нужно иметь наготове все необходимые юридические документы.
Тэйлор даже похолодел от ярости.
— И что же ты ему сказала, Сидни?
Та игриво засмеялась:
— А что я могла сказать? Естественно, пообещала, что непременно позвоню, если что-нибудь выясню, вот и все.
— Пластическую операцию проводил доктор Перри, а вторым доктором является Шэнтел. Можешь переговорить непосредственно с ними и все узнать из первых рук. Линдсей будет жить, Сидни. Правда, у нее сломаны ребра и повреждено легкое, да и лицо довольно сильно пострадало, но в целом она чувствует себя неплохо и непременно поправится. И не забудь, пожалуйста, сообщить об этом своему папаше. Скажи этому мерзавцу, чтобы он приготовил все необходимые документы, а потом засунул их себе в задницу. А еще передай от моего имени, что, если он осмелится приблизиться к ней хоть на один метр, я размажу его по стене.
— А на меня тебе наплевать, не так ли, Тэйлор?
— Совершенно верно.
— Ты не можешь ненавидеть ее отца. Ведь ты же не знаешь его.
— Не знаю и знать не хочу. Он дерьмо.
— А как же Валери? Она нравилась тебе, не правда ли? Ты же встречался с ней в течение трех месяцев.
Тэйлор не выдержал и перешел на грубый тон:
— Мне нравилось трахаться с ней, но только какое-то время, не более того. Она была слишком развязной, слишком эгоистичной и не могла контролировать себя. Она вела себя как избалованный ребенок, который требует всего и немедленно. А потом я познакомился с Линдсей, и Валери просто перестала существовать для меня. Я уже как-то говорил Линдсей, что ты чем-то напоминаешь мне Валери.
Сидни подхватила со стула шубу и набросила ее на плечи, после чего направилась к двери. У порога она неожиданно остановилась и повернулась к нему:
— Что случилось с ее лицом?
— На нее упала балка и раздробила почти все кости. Сидни смотрела на него с нескрываемым любопытством.
— Валери часто говорила, что ты любил смотреть на нее и считал ее очень красивой. Линдсей, насколько я могу судить, не может сравниться с ней по этой части. Чем же она так привлекла тебя?
— А ты, наверное, думаешь, что только деньги могут так сильно привязать одного человека к другому.
— Я не исключаю этого, но к Валери это не имеет никакого отношения.
— Да.
— Так что же тогда?
Тэйлор счел за благо промолчать и отвернулся от нее.
Сидни немного подождала, а потом ехидно ухмыльнулась:
— Ах да, возможно, это самая банальная жалость к маленькому воробышку со сломанными крылышками? Разве я не права, Тэйлор? Эти сентиментальные, жалостливые вещи всегда производят на людей незабываемое впечатление. А в конце концов остается лишь жалкий воробышек, правда, он и сейчас со сломанными крылышками. А еще ощущение своей собственной вины, потому что интерес к воробышку уже давно прошел.
К своему удивлению, Тэйлор тоже ухмыльнулся, изобразив на лице едкую холодность и почти нескрываемое презрение.
— Ты меня удивляешь, Сидни, как, впрочем, и твой любимый папаша. Знаешь, что я тебе скажу? К сожалению, мы не можем выбирать своих родителей. Я бы даже сказал, что Линдсей выпали самые неблагоприятные карты в этой мерзкой колоде. — С этими словами он повернулся к кровати и не пошевелился до тех пор, пока не услышал, как позади захлопнулась дверь.
Линдсей проснулась в десять утра от невыносимо острой боли во всем теле. Тэйлор сходил с ума, наблюдая за ней, но, к сожалению, ничем не мог помочь ей. В конце концов, в палату вошла медсестра и ввела ей еще одну порцию обезболивающего. Линдсей немного успокоилась и снова погрузилась в легкий сон. Медсестра пояснила Тэйлору, что резкая боль объясняется прежде всего глубокими ранами на лице и что через некоторое время все пройдет.