— Да-да, Машенька, за вас! — поспешил и господин Чиковани.
Наверное, если бы я проживала в Средние века, когда правила инквизиция, то закончила бы свой житейский путь печально — на костре. Почему? Меня бы сожгли, как ведьму. Больше чем уверена. Хотя никакими парапсихологическими свойствами не обладаю. Просто ловкость рук и никакого мошенничества. Это я к тому, что когда у моего бокала оказались три чужих, то легким движением… Нет, если я брошу топ-модельнй бизнес, пойду в иллюзионисты. Зарабатывать на хлеб насущный.
Проще говоря, первое задание родины было выполнено: отрава из перстня попала в бокалы тех, кто должен был скоро забыться беспробудным сном, чтобы не мешать мне выполнять второе задание любимой отчизны.
Прекрасно! Я почувствовала себя, куда увереннее. В отличие от моих оппонентов. Нет, они не сразу упали лицом в салат оливье, но движения стали медлительными, речь невнятная.
— Девочка моя, — мямлил г-н Шопин на моем плече. — Ты красавица. Ты моя Галатея! Я сделаю из тебя… Ты не знаешь моих возможностей. Я могу купить весь мир. Все будет у твоих ног. Все-все! Ты хочешь…
— Хочу.
— Все будет у твоих ног, но, — встрепенулся, — но для этого надо… Ты меня понимаешь?
— Нет.
— Не-е-ет, — погрозил мне пальцем, тускнея лицом. — Все ты понимаешь. Ты — хищница…
— Я — Маша.
— Маш-ш-ша, — и рассмеялся, увидев, как погрузнели в креслах, засыпая его компаньоны. — Ребята, вы чего? Мы только-только начали нашу программу с Машей. Маша, скажу честно, как на духу, я тебя хочу… И все тебя хотят…
— И я тебя хочу, Шурик, — обняла за чужую шею, окольцованную золотой цепью. — Ты мой красавчик одноглазенький. Ты великий любовник. Ты гений секса…
— Да-да-да, — слюнявил мою грудь. — Я такой…
— Спи-спи… — и, наконец, отвинтила с цепи «золотой» ключик.
Есть, черт подери! Оттолкнув засыпающее тулово депутата, протянула руку к своей царской прическе и… вытянула миниатюрный наушничек, называемым спецслужбами «комариком», услышала родной голос Евгении:
— Маша, молодец! Левая дверь. Работаем.
Есть — левая дверь! Пауза. Приоткрываю её — длинный коридор. Он пуст. Легким балетным шагом передвигаюсь по нему. Правая дверь. Есть — правая дверь! Открываю её — это кабинет, слабо освещенный уличными прожекторами. Прекрасно. На стене вижу небольшую картину, изображающую морской шторм — не Айвазовский ли?
— Да, картина, — говорит Евгения.
Знаю-знаю. Чуть сдвигаю её в сторону. Металлическая дверца встроенного сейфа. Так — ключик в замочек… Проклятие! Ключик выскальзывает из рук, как золотая рыбка. И бесшумно падает на пол. Черт-черт-черт! Падаю на колени — стою на четвереньках, шарю рукой по темному полу.
— Маша, что? В чем дело?
Я бы сказала, в чем дело? Но нет таких слов в языке, великом и могучем! Господи, за что? Сделай так, чтобы я нашла этот проклятый ключик. Помоги, и я буду вечно Твоей! И ОН услышал мою атеистическую молитву и помог, как однажды в детстве.
Есть!
— Маша!
Я поднимаюсь на ноги. Так — ключик в замочек. И снова едва этот чертов ключ… Нет, все в порядке! Слабый хруст в замке. Дверца приоткрывается тяну руку в сейф: пластмассовый компьютерный бокс. Кажется, это? Приподнимаю руку с добычей над головой, чтобы товарищи чекисты убедились…
— Молодец, Маша! — слышу голос Евгении. — Отход по плану «А» Закрываю сейф, картину — на место, заживаю ключ в кулачке: ну, с Богом, по плану «А».
Признаться, этот план не был оригинальным: я должна была вернуться к господину Шопину, чтобы привинтить «золотой» ключик к его золотой цепи. Вот зачем, спрашивается? Чтобы никто не догадался?
Отступление проходит успешно — снова оказываюсь в гостиной. Блистательная троица храпит так, что звенят бокалы на столе. Я сажусь рядом с г-ном Шопиным. Его лицо беззащитное и детское, ниточка слюны тянется из уголка рта. Принимаюсь прикручивать ключик к цепочке и вдруг… внимательный взгляд! Я вздрагиваю — потом с облегчением понимаю: это стеклянный глаз «Шурика». Черт знает что! Все — больше никаких спецзаданий! Жить тихой и мирной обывательской жизнью. И умереть в собственной батистовой кровати.
Дальнейшие мои действия следующие: я прячу «комарик» в гнездо прически, а пластмассовый бокс — в трусики, затем подхожу к правой двери, толкаю ее: в проходной комнате дежурит Гибкий человечек и шкафоподобный рыжий охранник.
— Мужчины, мне надо идти, — развязно говорю, как меня учили. — Клиент уже спит.
— Так быстро? — с удивлением сипит охранник.
— А чё? Дело нехитрое, — смеюсь, призывно двигая бедрами, как «тверская».
Гибкий человечек заглядывает в гостиную и тоже удивляется: надо же так ловко и скоро «обработать» троих папиков — до полного их физического изнеможения. Рыжий охранник с радостным любопытством оценивает меня, потом его взгляд останавливается на моих коленях. Проклятие, кажется, я их ссадила, когда ползала за «золотым» ключиком.
— Любишь работать «собачкой»? — понимает «свое» Рыжий. — Может, поиграем?
— Но-но! — вмешивается Гибкий человечек. — Жить надоело. Шурик из тебя рагу сделает и сожрет на обед. Проводи даму и без всякого…
— Вот именно, — игриво говорю я. — Шурик от меня без ума.
Все это отрезвляет рыжего охранника, он плетется за мной и бубнит проклятия, жалуясь на песью свою жизнь. Правда, прощаясь, он пытается полапать меня и… рука его тянется туда, где находится пластмассовый бокс. И только моя реакция… Все спецслужбы страны должны благодарить такой вид спорта, как тэквандо! То есть только спортивная выучка и великое чудо выручает нас от бесславного провала.
Увидев у парадного подъезда в лакированном авто знакомую рожицу Жорика, перевожу дух. Кажется, надо идти в церковь и ставить свечи. За мое здравие!
Затем машина свободно покидает VIP-территорию. Жорик восхищен моими подвигами, равно как и все остальные, кто «работал» по данной программе. Я радуюсь и прыгаю на сидении, чувствуя, как бокс впивается в мой живот. Черт подери, очень приятно и даже сексуально, ха-ха, дурачусь от счастья.
На скоростной трассе нас встречает менхантер на джипе. Тоже улыбается — ещё бы, сделать ставку на не профессионала и получить такой великолепный результат: одним выстрелом убить трех зайцев. И каких зайцев!
— Ур-р-ра! — кричим мы, мчась по ночному шоссе. — Наша взяла-а-а!
И были мы счастливы, и никто из нас не хотел думать о завтрашнем дне. Я верила, что все будет хорошо. Не должно быть плохо. Иначе нет смысла жить. Не так ли?
— Машенька, давай дискеточку, — требовал охотник на людей.
— Не дам.
— Маша!
— Возьми сам, — смеялась я.
— Где она?
— Там.
— Где там?
— В трусиках.
— Ау-у-у!
— Возьмешь сам?
— Не-е-ет!
— Ну тогда я её выброшу. В окошко…
— Маша-а-а-а-а!
И теперь, сидя под холщовым разноцветным зонтом китайского ресторанчика, что рядом с бульваром Клэбер, где цветут парижские каштаны, я пью обжигающий кофе и смотрю на чужой праздный и праздничный мир — смотрю и вспоминаю те странные события двухгодичной давности, вспоминаю с легкой ностальгией.
Наверное, это наша национальная черта ностальгировать по прошлому, припоминая даже то, что не следовало бы помнить. Впрочем, памятью трудно руководить, как и людьми. Память строптива и порой заставляет вернуться в прошлое, даже если ты вовсе этого не желаешь.
Сегодня в семь утра по местному времени была разбужена звуком телефона. Я сразу узнала голос своего первого мужчины.
— Привет, парижанка, — сказал он. — Как там Эйфелевая башня. Еще не упала?
— Здесь ничего не падает, не горит, не взрывается и не тонет, ответила я. — Это все у вас, родной.
— Но-но, ты же патриотка, Мария, — рассмеялся. — Быстро отвыкаешь от нашей суровой действительности?
— Есть чуть, — призналась. — Что случилось на этот раз?
И мой первый мужчина просит (не в службу, а в дружбу) проследить за неким господином В., прибывающим авиарейсом из Москвы.
— Не надо ли его пристрелить? — пошутила. — У меня сегодня дефиле, милый…