Иллюминация нескольких ламп, свисавших с центра потолка гроздью на запутанных проводах, резанула по глазам, и Иван охнул от взорвавшейся в голове вспышки боли. Он прижал к лицу ладони, с силой надавил на глазные яблоки, до багровых кругов на внутренней стороне век, до проступившей на скулах под ладонями влаги. Провёл руками по лицу и, чуть раздвинув пальцы, приоткрыл глаза, робко надеясь, что не ослеп - приступы повторялись всё чаще. Чёрная морось перед глазами развеялась не до конца - он смотрел, словно через тонкий капроновый чулок. Опустил руки, похлопал по карманам, вытащил сигареты и зажигалку. Прикурив, тут же спохватился, сплюнул в ладонь и затушил сигарету - как-никак, в чужом доме.
Каталки были сдвинуты углом, в вершине которого торчала никелированная стойка с закреплёнными в кольцах держателей тёмными стеклянными ёмкостями. Заполненные розовой жидкостью силиконовые трубки тянулись от бутылей к подмышкам свинок, лежащих спинами вверх, голова к голове. Одна из свинок опять застонала, и по её спине, расчерченной пунктиром чёрного маркера, пробежала дрожь. Разноцветные бабочки, вытатуированные в обозначенных разметкой прямоугольниках, словно шевельнули крыльями. Надкушенные фрукты будто качнулись. Другая была накрыта простынёй, квадратная дыра в которой, с отвёрнутым в сторону куском ткани, открывала полные ягодицы. На круглом приставном столике - паяльник на подставке и самодельная тату-машинка, омерзительно зудящая в эмалированной кюветке. Скривившись, будто за крысиный хвост ухватился, Иван выдернул шнур из валяющегося под столиком тройника удлинителя.
- Это ты зря, капитан, - сквозь затухающий в ушах зудящий гул донёсся до Ивана Гошкин задорный голос. - Я чего заметил: от жужжания они отрубаются быстрее. Потому в корыто машинку и кинул. Да ты глянь, там даже кнопка изолентой примотана.
- У тебя есть чего? - крикнул Иван, хлопнув по ягодице свинки - от ладони чуть не рябь разбежалась. Да тут на пару мокасин хватит.
- На дорожку найдём, - сказал Гоша, заходя в комнату и через плечо поманив за собой Саныча. Тот замялся в дверном проёме, сорвал с головы шапку, обернулся, торопливо перекрестился, с хрипом выдохнул и, оставив шлёпанцы на пороге, вошёл, стрельнув глазами в угол с каталками и тут же потупившись.
Иван завернул обратно кусок простыни, открывавший ягодицы свинки:
- Ладно тебе, стеснительный ты наш.
- Так а чо: неловко же. Как в бане прям, - Саныч оживился. Мутная синь в глазах заискрилась. Хлопнул в ладоши. - Гошка, яичко дашь?
- Естественно, - огненноголовый обиженно сморщил губы - гвоздики зашелестели друг о друга. - Капитан, а ты? Как всегда?
Иван кивнул, с хрустом разъединив липучки и приспустив молнию куртки. Вытащил из внутреннего кармана плоскую бутылочку «Тичерс», взболтал, глянул на просвет - почти половина.
- Извращенец, - пожал плечами Гошка. Вышел в соседнюю комнату, и тотчас вернулся с яйцом в одной руке и парой стаканов в другой. - Налетай, - сдвинул к краю прикаталочного столика кюветку с машинкой, паяльник, клацнул стаканами о жестяную столешницу, приткнул яйцо между ними, подтолкнув пальцем, когда то пожелало укатиться. - Алле... ап! - торжествующе вытянул из набедренного кармана драных джинсов пластиковый флакон и подал Санычу - тот громко сглотнул и, свинтив крышку, разлил содержимое по стаканам. Разбив яйцо о край того, что стоял к нему ближе, осторожно, задержав дыхание и не моргая, потея от усилия подавить дрожь в руках, выцедил белок через раскол скорлупы. Развернув половинки, перекинул желток из одной в другую и вылил остатки белка. Изумрудная жидкость в стакане помутнела, и тут же, на глазах, белок свернулся в бледно-зелёную губчатую кляксу. Саныч ловко поддел её коричневыми ногтями и вытащил на столик, виновато при этом глянув на Гошку. Тот развёл руками: что поделать? Иван вылил виски в свой стакан, взболтал - буро-землистая жижа выглядела отвратно, не то, что сияющая бирюза в посудине Саныча. Чокнулись.
Онемение, распространяющееся по телу от затылка вниз, толчками вьющихся спиралей прокатилось по коже, отдаваясь щекочущим покалыванием в кончиках пальцев. Ощущение падения в пустоту засвербило в копчике и - да, «очко играло». Перед глазами блистали искры, вьющиеся во взболтанной, ходуном ходящей картине реальности. И вдруг - как всегда вдруг - всё схлынуло. В пустой голове осталось только сожаление. И тлел уголёк обиды, не раздутый пока желанием повторить. Но этот ветер вот-вот поднимется. А до магазина ещё дойти надо.