Страница III.
Ришар испытывал глубочайшее уважение к моему отцу; он самый надежный среди моих друзей. Он убежден, что прекрасно знает меня, хотя никогда не читает того, что я пишу; именно он дает мне возможность писать "Топи"; когда я думаю о Титире, я думаю о нем; я хотел бы вообще его не знать.
Анжель и он не знакомы друг с другом; вряд ли бы они смогли друг друга понять.
Страница IV.
Я имею несчастье пользоваться слишком большим уважением Ришара; вот почему я не осмеливаюсь что-либо предпринять. Не так-то просто избавиться от уважения, к которому вы сами не перестали испытывать привязанность. Не однажды Ришар растроганно уверял меня, что я не способен на дурной поступок, вот это-то и удерживает меня от желания порой что-то сделать. Ришар очень ценит во мне эту пассивность, утверждающую меня на путях добродетели, куда толкнули меня и другие, ему подобные. Он часто называет добродетелью смирение, потому что оно очень подходит для бедных.
Страница V.
Целый день работа в бюро; вечером с журналом в руках Ришар усаживается рядом с женой и заводит разговор со мной. "Видели ли вы, -- спрашивает он, -- новую пьесу Пайрона?" Он всегда в курсе всего. "Хотите взглянуть на новых горилл?" -- спрашивает он, узнав, что я отправляюсь в Ботанический сад. Ришар принимает меня за большого ребенка; для меня это невыносимо; все, что я делаю, ему кажется несерьезным; я ему расскажу о "Топях".
Страница VI.
Его жену зовут Урсула.
Я взял страницу VII и написал:
"Любая карьера, если она не дарит душевного удовлетворения, ужасна, -любая, не приносящая ничего, кроме денег, -- и столь ничтожных, что ее приходится начинать сызнова каждый день. Топтание на месте! Придет смерть, а что они сделали? Только место занимали. Причем я уверен: и место-то было такое же ничтожное, как они сами!" Мне это все равно, ибо я пишу "Топи", но в противном случае мне пришлось бы думать о себе так же, как о них. В самом деле, необходимо стремиться сделать наше существование хоть немного разнообразней.
В этот момент слуга принес мне завтрак и письма, -- одно письмо действительно от Жюля, и я перестал удивляться его молчанию; как каждое утро, я встал на весы, ибо я слежу за своей фигурой; написал Леону и Густаву по нескольку фраз, затем, держа в руке мою ежедневную чашку молока (в стиле некоторых лакистов*), я подумал: Юбер ничего в "Топях" не понял; он не может поверить, что автор пишет не затем, чтобы развлекать, и не затем, чтобы давать советы. Титир навевает на него скуку; он не понимает состояния человека, если это не общественное состояние; он полагает, что далек от всего этого, потому что он состоит из действия, -- я должен себе это объяснить. Все к лучшему, думает он, так как Титир доволен; но именно потому, что Титир доволен, я не могу быть доволен собой. Напротив, этого никак нельзя допустить. Я вызову презрение к Титиру из-за его смиренности... -- я только собрался поразмышлять об индивидуальности Ришара, как раздался звонок, и сам он, едва успели принести его визитку, вошел ко мне. Меня это слегка огорчило, я не умею думать о людях в их присутствии.
_______________
* Лакисты -- от англ. Lake Poets, так называемая "озерная школа" в английской поэзии начала XIX в., получившая название от поэмы Вордсворта "Описание пейзажа озер". _______________
-- А, дорогой друг! -- воскликнул я, обнимая его, -- правда же, какое совпадение! Я думал в это утро о вас.
-- Я пришел попросить вас о небольшой услуге, -- сказал он, -- о, почти пустяк; но, так как вам делать нечего, я и подумал, что вы сможете уделить мне несколько минут; речь идет всего лишь о простой подписи; о представительстве; мне нужен поручитель; вы ответите за меня; я вам все объясню по дороге; поспешим: в десять часов я должен быть на службе.
Я ужасно не люблю казаться праздным; я ответил:
-- К счастью, еще нет девяти часов; у нас достаточно времени; а потом я сразу отправлюсь в Ботанический сад.
-- А! -- начал он. -- Вы хотите увидеть новых...
-- Нет, дорогой Ришар, -- перебил я его с явной непринужденностью, -- я иду посмотреть не на горилл; мне надо изучить там некоторые разновидности рдестов для "Топей".
И тут же я рассердился на Ришара за свой дурацкий ответ. Он замолк, не зная, что нам сказать друг другу. Я подумал: его, должно быть, разбирает смех. Но он сдерживается. Его сострадание невыносимо. Разумеется, он находит мое поведение абсурдным. Он скрывает от меня свои чувства, чтобы не дать повода мне выказать такие же чувства по отношению к нему. Но мы оба знает, что испытываем их. Наше уважение друг к другу взаимно и взаимозависимо; он не осмеливается подавить его в себе, зная, что тотчас потеряет мое. Он прячется за свою приветливость ко мне... А! Тем хуже; я-то сочиняю "Топи" -- и я осторожно начал:
-- Как чувствует себя ваша жена?
Ришар тут же заговорил, как бы сам с собой:
-- Урсула? А! Моя бедная подружка! Сейчас она мается с глазами -переутомилась; могу ли я вам поведать, дорогой друг, то, чего не рассказал бы никому другому? Но я же знаю, что вы подлинный друг. Вот вся история. Эдуард, мой свояк, сильно нуждался в деньгах; необходимо было их найти. Урсуле это стало известно в тот же день, когда свояченица Жанна пришла ее навестить. Так что в ящиках моего стола сделалось почти пусто, и, чтобы заплатить кухарке, пришлось оставить Альбера без уроков музыки. Меня это очень огорчало, потому что музыка для него единственное развлечение после долгой болезни. Уж не знаю как, но кухарка узнала обо всем этом; а бедная девушка очень привязана к нам; да вы ее хорошо знаете, это Луиза. Она пришла к нам вся в слезах, говоря, что скорее откажется есть, чем доставит огорчение Альберу. Пришлось согласиться, чтобы не обидеть эту славную девушку; но я принял решение -- каждую ночь, после того как моя жена заснет, вставать и два часа заниматься переводами статей с английского, я знаю, кому их предложить, лишь бы собрать деньги и расплатиться с доброй Луизой.
В первую ночь все шло хорошо; Урсула спала глубоко. На вторую ночь, едва я расположился за столом, кого бы вы думали, я увидел?.. Урсулу! У нее появилась точно такая же идея: чтобы заплатить Луизе, она решила делать небольшие ширмочки, зная, кому их можно предложить; да вы знаете, у нее определенно есть талант к акварели... замечательные вещи, мой друг... Мы оба были очень взволнованы; мы обнялись, плача. Напрасно я уговаривал ее пойти спать -- при том, что она так быстро устает, она и слышать ни о чем не хотела и как доказательство самой большой дружбы умоляла позволить ей остаться и работать рядом со мной; мне пришлось согласиться, но ведь она устает. И теперь так каждый вечер. Мы засиживаемся дольше обычного -бессмысленно сначала идти спать, раз уж мы не прячемся друг от друга.