Теперь настала пора посвятить Стива и в частности операции. Для этого они перешли через улицу и устроились за столиком небольшой, но очень опрятной пиццерии.
Стив поинтересовался, что хочет себе заказать Саша, а тот предоставил право выбора Стиву. Оба рассмеялись, когда Мэрфи объяснил: в этом заведении готовят пиццу из сорока сортов муки. И знатоки это обстоятельство всегда учитывают.
Знатоком Турецкий не был, да и к пицце, как таковой, всегда относился без почтения, считая употребление ее баловством ленивых и не заботящихся о своем здоровье, совершенно равнодушных к настоящей кухне людей. Стив стал спорить. Остановились на том, что надо попробовать несколько разных вариантов — хозяину пиццерии, лупоглазому итальянцу, эта идея явно пришлась по душе. И вот тут Турецкий понял, что скоро им выйти отсюда, пожалуй, не удастся. Да к тому же «освоить» большое количество вкусно хрустящего, ароматного, напичканного бог весть какими начинками теста без соответствующего напитка просто и не получилось бы. Шла и кока, и совсем невкусное красное калифорнийское вино, по поводу которого Стив, наклонившись поближе к Саше, сказал, что, на его взгляд, это порядочное говно. И тут их вкусы, оказывается, тоже сошлись. И по этому поводу Турецкий немедленно рассказал Мэрфи очередной анекдот про российский общепит, объяснив предварительно значение этого термина. Стив уже прямо дрожал от нетерпения услышать, похоже, что информация такого рода могла быть самой замечательной платой за оказываемую им помощь.
А, собственно, сам анекдот состоял из вопроса и ответа. Итак: «Почему вы не ходите обедать в эту столовую?» Ответ: «Во-первых, там кормят говном, а во-вторых, мало дают».
На утробный, рычащий смех Мэрфи стали оборачиваться другие посетители, и Турецкий счел за лучшее временно с анекдотами завязать, чтобы хороший человек случайно не подавился действительно вкусными «хрустиками».
Покончив, таким образом, с обедом, Стив поинтересовался дальнейшими планами на оставшуюся, вторую половину дня. Турецкий, например, не возражал бы уже сегодня проникнуть в квартиру Липского. Если, разумеется, у Мэрфи нет серьезных поводов для возражения.
Серьезных возражений не было, но тогда следовало подготовиться, то есть запастись соответствующим инструментом и техникой для подавления Сигнализации. А всего этого у него с собой не было. И они договорились встретиться около одиннадцати вечера возле въезда в подземный паркинг, где ставили свои машины жильцы того дома, который они сегодня собирались посетить..
Мэрфи хотел довезти Александра до его гостиницы, но Турецкий предпочел пройтись пешком — и прогуляться после обильного обеда, и город посмотреть не из окна автомобиля…
У себя в гостинице, в небольшом, но достаточно уютном холле, он заметил интересную женщину. Она принадлежала к обслуживающему персоналу, одета была неброско и аккуратно — в темном, явно тесноватом для нее платье до колен и с короткими рукавами, а сверху белый короткий фартучек с оборками и такая же наколка на пышных черных волосах. Женщина занималась уборкой. Щеткой ручного пылесоса, который громко и надрывно гудел, она убирала пыль со стойки портье, подоконников, столика в углу и листьев раскидистой пальмы. При этом она картинно вытягивалась, отчего ее загорелые до оливкового цвета, довольно привлекательные ноги обнажались, а тело с крупными ягодицами, которые тоже находились в непрестанном движении, странно изгибалось и раскачивалось из стороны в сторону.
Турецкий с улыбкой посмотрел на нее. Она неожиданно обернулась и взглянула на него в упор, и он мог бы поклясться, «с ба-альшим интересом». Он чисто машинально подмигнул, как сделал бы это, например, ребенку — без всякой цели, мол, привет — и не больше. Но женщина удивленно подняла густые темные брови и сделала вид, будто неприятно задета его вниманием. «Черт их всех тут разберет», — подумал Турецкий, отворачиваясь. Но, странная штука, его снова потянуло обернуться и посмотреть на ее упругое тело. И он смог это сделать уже безбоязненно, когда направился к лестнице, лифт он решил игнорировать, поскольку его «малогабаритный» номер был на третьем этаже — пустяк для нормального мужчины.
Она, наверное, из латиноамериканок — скорее всего, мексиканка. Это Турецкий определил для себя, исходя из общих типов лиц, которые встречал в жизни. И она молодая, потому что с возрастом эти южные женщины резко теряют свою привлекательность, в то время как созревают рано. Но эта явно не могла быть девочкой — и крупный, напряженный бюст, и особенно эти ее ягодицы демонстрировали вполне достаточную зрелость.