«Но мне больше нечего делать», — говорю я. «В том-то и загвоздка, милая, что больше нечего делать. Мы оба должны просто присесть на корточки и ждать. Но поверь мне. Пожалуйста. У меня такое чувство, у меня просто такое чувство, что это ненадолго. Этим летом, когда-нибудь этим летом, мы…
«Берк, нам нужна консультация!»
Как она смотрит на меня, почти в ужасе. Ради Бога, она знает? Это то, что она пытается сказать?
Нет, этого не может быть. Это невозможно. Я говорю: «Марджори, нам не нужна никакая третья сторона, мы можем обсудить все вместе, мы всегда могли это делать, даже в те тяжелые времена, когда я был… Ты знаешь».
«Когда ты собирался бросить меня», — говорит она.
«Нет! Я никогда не собирался оставлять тебя, ты это знаешь. Я ни на секунду не думал, не говорил и не планировал, что когда-нибудь смогу оставить тебя, только не тебя, милый, Боже мой. Мы все это обсуждали…»
«Ты жил с ней».
Я откидываюсь на спинку стула. Я прикрываю глаза рукой. Учитывая все, что происходит, иметь дело сейчас с чем-то подобным. Но это важно, я знаю, что это так, я должен обратить на это внимание. Марджори — моя вторая половинка, я понял это одиннадцать лет назад, в то время, о котором мы сейчас говорим. Все, что я делаю, в такой же степени для нее, как и для себя, потому что я не могу жить без нее.
Все еще прикрывая глаза рукой, я говорю: «Мы тогда это обсудили, и это было худшее, что когда-либо случалось. Мы это обсудили…»
«Это было не самое худшее».
Я опускаю руку и смотрю на нее, и я хочу, чтобы она увидела в моих глазах, как сильно я ее люблю. «О, но это было», — говорю я. «Этот бизнес с работой ужасен, но он не так плох, как раньше. И мы это обсудили».
«Нам помогли».
«Да, это правда».
Подруга Марджори со времен ее учебы в колледже была тогда ее наперсницей, и эта подруга ходила в церковь, и она взяла Марджори с собой на встречу с епископальным священником, отцом Сустеном, а потом Марджори привела меня с собой, и он действительно помог, он дал нам кого-то, с кем мы могли притворяться, что разговариваем, когда говорили то, что не могли сказать друг другу напрямую. Церковь отца Сустена находилась в Бриджпорте, возможно, его там даже больше нет, одиннадцать лет назад он не был молодым человеком.
Кроме того, это были семейные трудности, это была моя неверность, глупая ошибка мужчины, который должен был пойти на последнее «ура», как бы больно это ни было. Наша проблема сейчас — это работа и доход; что он мог сказать по этому поводу? Что он мог сделать, чтобы помочь? Дай нам что-нибудь из ящика для подаяний?
И что я должен был бы сказать ему об этой проблеме? Обсудить, что я делаю с резюме? Я говорю: «Марджори, отец Сустен не мог…»
«Его там больше нет. Я звонил».
Так что она очень серьезно относится к этому. Но я хочу отвлечь ее, я не хочу, чтобы запутать мой разум с консультациями, когда у меня есть этот жесткий, напряженный, пугающий работы. Я говорю: «Марджори, мы можем обсудить это вместе, все эти вещи о работе».
«Я не могу с тобой разговаривать», — говорит она. Она смотрит на панорамное окно. Теперь она спокойнее. «В том-то и проблема, что я действительно не могу с тобой разговаривать».
«Я знаю, что был невнимателен, — говорю я, — но я могу быть внимательным, и я буду быть внимательным».
«Я не это имела в виду». Она продолжает смотреть на витрину. Теперь, когда она знает, что я слушаю, она становится очень тихой, убирая всю страсть из того, что говорит. «Я имею в виду, что не могу говорить с тобой о текущей ситуации».
Я просто не понимаю. «Почему нет?» Я спрашиваю ее. «Мы оба знаем, что ситуация не…»
«Нет, мы оба не знаем», — говорит она, поворачивает голову и снова смотрит на меня. «Вы совсем не знаете ситуацию, — говорит она, — и именно поэтому нам нужна консультация».
Я не хочу знать, что она мне говорит. Слишком поздно не знать, но я и не хочу знать. Я чувствую, что дрожу. Я говорю: «Марджори, ты не… сделала ничего… не сделала того, о чем… ты беспокоишься… ты думаешь, что могла бы…»
Она смотрит на меня. Она ждет, когда я остановлюсь. Но когда я остановлюсь, я должен буду знать. Я делаю долгий болезненный вдох, глубокий вдох, и когда этот вдох выходит, я спрашиваю: «Кто он?»
Она качает головой. Думаю, я убью его. Я знаю как, раньше я не знала как, но теперь знаю, и я знаю, что могу это сделать, и я знаю, что это легко. Это просто. С этим топором одно удовольствие.
«Просто скажи мне, кто он», — говорю я. Я стараюсь говорить очень мягко, как человек, который не убивает людей.