Он открыт. Я ничего не покупаю, но гуляю по маленькому деревенскому зданию и общей территории парка. Здесь так приятно, как будто в мире нет никаких проблем, как будто мне не нужно было делать ничего сложного, как будто Марджори не сообщила сегодня ранее свои ужасные новости. Гуляя здесь, среди деревьев, в аккуратном парке, я чувствую себя расслабленным. Сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз чувствовал себя расслабленным?
Я стою посреди парка и оборачиваюсь в сторону ручья, где люди все еще опираются на перила, наблюдая за водоворотами. Мне кажется, что некоторые из них — те же люди, что и тогда, когда я впервые попал сюда. За ними — посыпанная гравием автостоянка, за ней — слегка заезженная дорога, а за ней — пара белых домов и дорога, петляющая в гору.
Пешеходный мост. Адрес KBA — Футбридж-роуд. Это, должно быть, Футбридж-роуд прямо там.
Выше по склону, сквозь сосны, видны несколько домов. Могу я отсюда увидеть дом КБА? Я забыл номер.
Напрягаясь, чувствуя нарастающее возбуждение, я иду обратно по пешеходному мосту. Дом КБА. Он дома? Может ли он быть одним из этих людей здесь, внизу, смотрящих на водоворот? Маловероятно; вихрь будет для него старой новостью.
Почему бы мне не подняться туда пешком? Это не может быть далеко, и люди сегодня гуляют, день хороший. И было бы неплохо не проезжать на машине мимо дома KBA в его нынешнем состоянии.
Я захожу в «Вояджер» и смотрю на резюме, чтобы напомнить себе номер дома, и вижу, что сейчас одиннадцать. Я оставляю кепку на сиденье машины, открываю ветровку и отправляюсь в путь.
Это немного дальше, чем я ожидал, и, конечно, не видно вон из того парка, но дорога ведет под уклон, легко взбираться, мимо ухоженных домов Новой Англии, все они искусно вписаны в склон холма. Множество подпорных стен, старые из камня, новые из железнодорожных шпал.
Номер одиннадцать использует железнодорожные шпалы и много насаждений. Когда я подхожу, дом находится слева, на приличном расстоянии от дороги, асфальтированная подъездная дорожка огорожена с одной стороны железнодорожными шпалами, почтовый ящик встроен в деревянный столб, установленный на конце шпал у дороги.
Я прохожу мимо, по другой стороне дороги, и, поднявшись немного выше, вижу их. Муж и жена. Копаются в саду.
Сезон посадки. У них есть несколько садов по всему периметру дома, включая этот тщательно продуманный сад на склоне холма, окруженный высоким проволочным забором. Я присматриваюсь повнимательнее и вижу, что там растут маленькие зеленые комочки, и понимаю, что это разные виды салата. Огород. Они выращивают свои собственные овощи.
Они оба в синих джинсах. На его футболке пыльно-розового цвета надпись, которую я отсюда не могу прочесть, в то время как на ней бессловесная бледно-голубая. Они оба носят спортивные повязки на лбах, у него белые, у нее такие же синие, как ее футболка. Она в перчатках, он — нет.
Они поглощены своей работой, копают лопатками, вставляют маленькие пластиковые маркеры, чтобы показать, что они посадили. Я смотрю на него, проходя мимо. Возможно, это всего лишь полосы грязи на его лице, но, по-моему, ему больше 50. Если они подумают, что он лжет на собеседованиях…
Нет. Это мощное резюме. Если бы в нашей общей отрасли можно было найти работу, у него была бы одна. До меня у него была бы одна. Он совсем недавно прибыл в нашу группу безработных, и даже без моего заступничества он не пробыл бы с нами долго.
Теперь я знаю его, знаю, как он выглядит. Я поднимаюсь по склону, и через некоторое время он начинает становиться круче, поэтому я останавливаюсь, чтобы присесть на обломок каменной стены, оглянуться назад на пройденный путь и все обдумать.
Хорошо, что я не захватил сегодня «Люгер». Я не собираюсь ничего делать, пока жена рядом, и точка.
Отдохнув, я спускаюсь обратно по склону. Интересно, по пути вниз стоит ли мне завести разговор? Спросить дорогу, что-нибудь в этом роде? Но какой в этом смысл? На самом деле, мне будет намного лучше, если я не буду с ним разговаривать. С Эвереттом Дайнсом было вдвойне ужасно поговорить с ним, узнать его получше, понравиться ему. Я не позволю этому случиться снова.