И вот я вернулся домой, сижу в своем офисе и планирую следующий шаг. Осталось всего два резюме. Какое удивление. Какое облегчение.
Три недели назад я даже не был уверен, что смогу это сделать. Я боялся, что не справлюсь. Три недели назад. Такое ощущение, что прошла тысяча лет.
Я изучаю их, два моих оставшихся резюме, пытаясь решить, к какому из них подойти в первую очередь, к какому во вторую. Я начну с этого завтра, съезжу по адресу, указанному в резюме, ознакомлюсь с ним, посмотрю, как все пойдет.
Одно из оставшихся резюме находится здесь, в Коннектикуте, другое — в штате Нью-Йорк. И, конечно, Аптон «Ральф» Фэллон тоже в штате Нью-Йорк.
Самые простые случаи были в Коннектикуте. Именно в Массачусетсе миссис Рикс усложнила ситуацию и сделала все намного хуже, и именно в Нью-Йорке мне пришлось сбить того беднягу машиной.
Может быть, это просто суеверие, но я думаю, что мой путь — сначала закончить Коннектикут. Сделайте это следующим, затем последние два будут в Нью-Йорке. И тогда все закончится.
22
Телефон редко звонит, когда мы спим, может быть, раз или два в год, и обычно это какой-нибудь пьяница, который ошибся номером. Но в нас, в Марджори и во мне, и в нашем отношении к ночному телефонному звонку произошли перемены, и я никогда раньше этого не осознавал.
Я медленно просыпаюсь посреди темной ночи, очень затуманенный сном. Я слышу, как Марджори что-то бормочет в телефон, а потом она включает свет, и я щурюсь, не желая просыпаться, а часы показывают 1:46. (Мы намеренно поставили будильник-радио в спальню без подсветки цифр часов, потому что нам нравится спать в темноте. Я всегда помню об этих плавающих цифрах на уровне моей спящей головы, когда провожу ночь в мотеле.)
Постепенно я сосредотачиваюсь на Марджори и ее разговоре, и ее что-то беспокоит, из-за чего она реагирует очень сдержанно. «Да, я понимаю», — говорит она, и «Мы приедем туда, как только сможем», и «Я ценю это, спасибо».
Где-то там, в ходе разговора, когда я не могу понять, с кем она может разговаривать и о какой возможной теме это может быть, ко мне внезапно приходит осознание о нас и ночных телефонных звонках, и оно заключается в следующем: я не слышал, как звонил телефон.
У нас есть телефоны по обе стороны кровати, но тихо звонит только телефон с моей стороны. Раньше, когда ночью звонил телефон, я немедленно просыпался и разбирался с этим — пьяный, неправильный номер, — а Марджори все это время спала. Я думаю, что в каждом браке это один из подсознательных элементов, который вырабатывается на ранней стадии: кто проснется, когда зазвонит телефон. В нашем браке это всегда был я, а теперь это больше не я.
С тех пор, как я потерял работу, Марджори — единственная, кто просыпается, когда звонит телефон. Она больше не может на меня рассчитывать; она должна быть начеку сама.
Я сижу там, в то время как Марджори продолжает говорить по телефону и слушать телефон, и я снова и снова прокручиваю это новое понимание в своей голове, чтобы изучить его. Я не знаю, что меня больше всего злит, или печалит, или стыдно. Наверное, все три.
Марджори вешает трубку и смотрит на меня. Она очень серьезна. «Это Билли», — говорит она.
Я думаю, несчастный случай! В то же мгновение я думаю, но он в постели в этом доме, в своей комнате, спит. Глупый, все еще расчищающий паутину, я говорю: «Билли?»
«Его арестовали», — изумленно говорит она. «Он и еще один мальчик».
«Арестован? Арестован?» Я сажусь, чуть не падая. Я тот, кого должны арестовать! «Зачем ему? Зачем им? Ради Бога, ради чего?»
«Они вломились в магазин», — говорит она. «Полиция нашла их, и они попытались убежать. Они в казармах полиции штата в Раскилле».
Я уже выбираюсь из-под одеяла. Простыня и одеяло прилипают к моим ногам, не желая отпускать меня в эту ужасную неизвестность. — Бедный Билли, — говорю я. Магазин? Какой магазин? «Это все моя вина», — говорю я и иду в ванную чистить зубы.
Детектив уголовного розыска казарм полиции штата, симпатичный мужчина с мягким голосом в мятом коричневом костюме, заговаривает с нами первым в маленьком квадратном кабинете, выкрашенном в бледно-желтый цвет. Три стены из гладкого блестящего пластика, четвертая, внешняя стена, представляет собой голый грубый бетонный блок. Пол из другого вида гладкого блестящего пластика черного цвета, а потолок из пластиковых звукоизолирующих панелей грязно-белого цвета. Поскольку канареечно-желтая краска на бетонном блоке, несомненно, была нанесена как очень хорошее герметизирующее средство, мне пришло в голову, что, если в этой комнате случится что-нибудь действительно ужасное, они смогут смыть ее из шланга за две-три минуты. С моей позиции, на этом зеленом пластиковом стуле лицом к серому металлическому столу, я не вижу стока в полу, но я не удивлюсь, если он там есть.