Никто в Висляеве не знал этого…
Вдруг все вздрогнули от плача. Громко, навзрыд, заплакал друг Злодея Вася, худенький, белобрысый, с большими печальными глазами мальчишка.
ПОЭТ
Тиша увез остатки сена. Участок стал голым, колючим.
Митя и Клава уехали с Тишей. На покосе остались Лариса, Топорок и Ваня. Еще сегодня днем каждый из ребят мечтал о том часе, когда будет увезена последняя охапка сена; тогда не надо будет трясти, таскать, копнить, навивать, топтать. Десять дней они были подчинены ему, сену. Сено! Сено! Сено! С росы до росы все сено, сено, сено, душистое, ломкое, колкое. Оно и ночью не давало ребятам покоя, снилось.
Но стоило Тишиной машине, увозившей остатки сена, скрыться за деревьями, как всем троим стало грустно. К каждому пришло неуютное чувство, которое приходит к человеку, когда он расстается с каким-то важным и нужным делом, с делом, которое сближает тебя с другими людьми.
Машина уже скрылась, а они еще долго стояли и смотрели на дорогу, словно ожидая, что машина по каким-то причинам возвратится.
— Пошли купаться, — позвал Лопушок. Если бы кто-нибудь его увидел впервые, то ни за что не подумал бы, что Ваня — жизнерадостный и очень смешливый человек.
— Пошли, — согласилась Лариса.
А Топорок просто кивнул в ответ на предложение друга и первым зашагал к реке.
День был уже на исходе, но все равно было очень жарко. Даже возле реки не было свежести. Травы, цветы, кустарник на берегу — все было вялым и разморенным. И облака, казалось, плыли ленивее, чем всегда. И даже Сожа разомлела и несла свои воды, устало задевая поникшие тростники и теплые берега.
Они купались нехотя. Просто надо было смыть пыль и труху от сена. А потом они лежали на мягкой душистой траве на крохотной лужайке под березами, которые росли островком на берегу Сожи, лежали и глядели в небо. Думали о разном, но всем троим было грустно.
Высоко в небе парил ястреб. Он будто повис над землею.
— Уметь бы так летать, — сказал Лопушок.
— И что б ты тогда делал? — спросила серьезно Лариса.
— Что? Я залетел бы высоко, высоко и стал бы глядеть на землю.
— На землю ты можешь посмотреть и с самолета. Посмотреть с такой высоты, куда никакой ястреб не залетит, — заметил Федя.
— А ты когда-нибудь летал на самолете? — поинтересовалась Лариса.
— Летал. И на «ТУ-104» и на «ИЛ-18».
— А я никогда не летал даже на «кукурузнике», — со вздохом признался Лопушок.
— И я не летала.
— Страшно, Федь, летать-то? — спросил Лопушок.
— Нет.
— А дорого, Федь, билет на самолет стоит?
— Смотря куда лететь. Для школьников билеты дешевле. В Крым и обратно за меня рублей двадцать, кажется, заплатили.
— Двадцатку, да? — удивился Лопушок. И непонятно было, что означало это удивление: то ли дорогим показался билет на самолет Ване, то ли — дешевым. Он помолчал, что-то подсчитывая, а потом сказал: — Двадцатку за лето заработать можно. И мамка пятерочку даст. А в вашем городе, Федь, аэродром есть?
— Есть.
— А мне билет продадут, если я один полечу?
— Продадут.
— Буду копить деньги. А на то лето приеду к тебе в гости и слетаю в Крым и обратно.
— А мне не хочется лететь на самолете, — сказала Лариса.
— Почему? — удивился Лопушок.
— Мне кажется это совсем не интересно. Сиди себе в кресле, как деревяшка. Вот, если бы самой самолет повести! Тогда было б здорово.
— Самой? Ишь чего захотела! — Лопушок даже усмехнулся.
— А мне все хочется самой делать. Пассажиром быть скучно.
— Разве тетки летчиками сейчас бывают? — усомнился Ваня.
— Что значит — тетки? — вспыхнула Лариса.
— Ну, женщины.
— Конечно, бывают. Сама читала в журнале о женщине, которая капитан воздушного корабля.
— И чего? Ты, значит, хочешь стать летчицей?
Лариса не сразу ответила Лопушку. Она долго и задумчиво смотрела в небо. Ваня не вытерпел и сказал:
— Чего же не отвечаешь-то? Секрет?
— Я не хочу стать летчицей. Я еще не знаю точно, кем хочу стать. Мне хочется быть и путешественницей, и космонавтом, и воспитательницей в детском саду. Как Вспомню Марию Емельяновну из нашего колхозного детского сада, так сразу даю себе слово, что тоже стану воспитательницей. Она мне вместо матери была… И врачом мне хочется быть. Хорошо б, если бы человек мог за свою жизнь разным профессиям обучаться. А то выучится на инженера и всю жизнь одним и тем же занимается. Я разные-преразные работы перепробовала бы тогда. Интересно.
— При коммунизме так и будет, — авторитетно заявил Топорок. — Я лекцию про коммунизм слушал. И там об этом лектор говорил.