— Спокойно, Есида, — сказал я, пятясь с Хитоми к джипу, и стараясь не смотреть на огромную, размером с городской квартал голову. Может и удастся выбраться, если ему лень гоняться за одиночными людишками. Я скастовал заклинание невидимости, укрывая нас плотным куполом. Но твари похоже это было пофигу, и похоже было не лень.
Хлопок, и небо перечеркнул дымный след — это Есида выпалила по гигантской голове из ПЗРК, целясь в самое уязвимое место дракона, в красное пятно на горле.
Ракета лишь раззадорила дракона, он даже не стал реветь, чтобы снести нас мощным воздушным потоком своего рыка. Он просто выпустил исполинскую струю пламени, накрыв все вокруг, и нас в том числе испепеляющей струей огня. Последнее, что я почувствовал, был испепеляющий жар, сжигающий меня заживо. Я заорал… и проснулся, неверяще глядя в потолок надо мной и склонившуюся голову Хитоми.
— Что, опять кошмары? — она погладила меня по щеке.
— Да, про тот день, два месяца назад.
— Точнее сто пятьдесят лет тому вперед, — она поцеловала меня в щеку.
— Осталось только подождать эти сто пятьдесят лет, — сказал я. — Время у нас еще есть.
— Есть, — она прижалась ко мне, и закинула ногу на мои. Ласково потерлась влажным мехом о бедро… — Но я довольна лишь одним.
— Чем? — я скосил глаза вниз.
— Что ты сдержал свое обещание, нии. И держишь его уже полгода, — промурлыкала она.
— Ну, — моя рука скользнула вниз…
— Что тут у вас случилось? Кто орал? — открылась дверь, и в комнату влетела Мизуки. Стучаться она так и не научилась.
— Рику опять снился тот день, — приподняла голову Хитоми.
— А я думала, ты ему пальцы не туда вставила…
Я спустил руку на пол, нашарил тапок и попытался кинуть его в Мизуки. Бесполезно — пущенный неуверенной рукой тапок не долетел до уклонившейся наглой девчонки.
— Иди к нам, — поманила ее Хитоми. — Замутим тройничок…
— Какой нахрен тройничок? Четыре часа ночи, — зевнула Мизуки. — В отличие от вас я предпочитаю отсыпаться одна… Ну или иногда одна.
— Ну тогда либо присоединяйся, либо закрой дверь с обратной стороны и не мешай мне пытать его с пристрастием, — Хитоми укусила меня за мочку уха.
— Ни стыда, ни совести! — прокомментировала Мизуки.
— Ага. Ничего лишнего, — промурлыкала Хитоми, и откинула простыню, прикрывающую наши сплетенные тела.
— Да пошли вы! — Мизуки хлопнула дверью так, что стена задрожала.
— Ну вот, обидели девчонку, сказал я.
— Ага. Возбудили и не удовлетворили, — сказала Хитоми. — Хотя я ей предлагала.
Ну да, ну да. Я помнил, как они несколько раз оторвались на мне вдвоем. Это было нечто.
— Ну действительно спать пора! — сказал я.
— Ты так думаешь? — облизнулась многообещающе Хитоми, и почувствовал ее пальчики, сомкнувшиеся на… Короче внизу. Нежные такие, умелые. — Ну вот, а говорил «спать пора!».
Глава 2
С утра мы сидели на нашей большой кухне, и пили настоящий обжигающий натуральный кофе. Здесь еще можно было его достать, поэтому я пристрастился к нему сразу. В том мире, откуда мы пришли, кофе был немыслимой роскошью, я его видел раза два, и то пробовал только раз, на приеме у начальника отдела специальных операций среди особо приближенных лиц. А что пили обычно? Воду, не всегда чистую, приправленную армейским набором стимуляторов и прочей химии. А вот до армии — что попало. Ребенок, оставшийся без попечения родителей, погибших в начале Возвращения, не мог себе позволить ничего больше затхлой воды из грязных баков в лагере беженцев. Да там и ели-то не каждый день, кому нужны дармоеды, которые отнимают еду у солдат, сражающихся за мир?
— О, а вот и Мизуки, — отвлекла меня от своих мыслей Хитоми. И вкрадчивым тоном спросила: — Как спалось, сладкая?
Встрепанная, с красными глазами Мизуки показала ей древний священный жест «фак». Хитоми расхохоталась. При этом она случайным движением задела поясок своего шелкового халатика, и он упал на пол. Полы распахнулись, а нижнего белья на Хитоми не было.
— Ой, — с деланным смущением сказала она, опускаясь на пол так, что халатик распахнулся полностью.
Я почувствовал, что мое обещание было выполнено не до конца, а Мизуки покраснела.
— Хватит уже старыми прелестями трясти, — мстительно сказала она.
— Старыми? У кого это старые, а? — глаза Хитоми опасно блеснули, а пальцы сжались в жесте «сейчас в рожу вцеплюсь». — Это кто старая?
— Тебе же уже двадцать один, ты старушенция. А мне восемнадцать, — показала Мизуки язык.