Питер спокойно смотрел на него, его голос был ровным и холодным.
— Нет.
Джонни рассматривал его. Судя по тону, Питер был зол и готов к борьбе. Джонни почувствовал гордость за Питера, он вспомнил, как Питер не побоялся много лет назад разговаривать один на один с Сигалом, когда Объединение пыталось выкинуть его из кинобизнеса. Тогда Питер был смел, и со временем это качество не исчезло. Джонни взял ручку и начал записывать.
Ронсон все еще стоял, глядя на Питера, черты его лица заострились.
— Я хотел бы напомнить председателю, что некоторые держатели акций собираются подать в суд на президента компании, и, если до этого дойдет, ситуация будет очень неприятной.
Питер покачал головой.
— В кинематографе мы давно привыкли к неприятностям, мистер Ронсон. Мы действуем на глазах у общественности и не боимся ее. — Он неторопливо поднялся и посмотрел на Ронсона. — Пока я держу в руках контрольный пакет акций компании, я не собираюсь продавать его. И меня никому не напугать, особенно людям, которые подписывают договор с целью его нарушить. Для меня такие люди не лучше мошенников.
В глазах Ронсона появился холодный блеск.
— Ну что ж, в таком случае, может быть, председательствующий разрешит держателям акций высказать свое решение.
Питер кивнул, не сводя с Ронсона взгляда.
— Пожалуйста.
Ронсон обвел присутствующих взглядом, в его голосе слышался триумф.
— Я думаю, что все держатели акций присутствуют на этом заседании. Будет ли председатель удовлетворен устным голосованием? Голосование в письменной форме может быть проведено позже, если потребуется.
Питер посмотрел на Джонни, когда Ронсон сел.
— На голосование ставится вопрос: должен ли я продавать свои акции или нет. Прошу секретаря записать это в протокол.
Питер сел и выжидающе взглянул на Джонни.
Джонни изумленно смотрел на него, сердце его заколотилось. Неужели Питеру неизвестно, что он потерял свой пакет акций? Разве Дорис ничего не сказала ему? Он посмотрел на нее. Прижав ладонь к губам, Дорис смотрела на него большими испуганными глазами. Ее лицо побледнело.
Джонни встал.
— Не думаю, что Совету директоров стоит принимать такое решение, — сказал он в тщетной надежде что-то исправить.
Питер посмотрел на него.
— Не будь трусом, Джонни! Давай! Голосуем.
Джонни все еще колебался.
Питер встал.
— Ладно, я сам займусь этим.
У Джонни задрожали ноги, и он сел. Он взял ручку, но рука так дрожала, что он не мог писать.
— Чтобы не усложнять, джентльмены, — сказал Питер уверенным голосом. — Я голосую против решения. Это — сорок пять процентов. — В его голосе послышалось удовлетворение. — Ну, Джонни, теперь ты, — сказал он, поворачиваясь к нему.
Джонни смотрел на него, ничего не отвечая. Он открыл рот, но не мог произнести ни звука. Когда ему наконец удалось выговорить что-то, он не узнал своего голоса.
— Я… я не могу голосовать, Питер.
Питер недоверчиво посмотрел на него.
— Что ты хочешь этим сказать? Не можешь голосовать? Не будь глупцом, Джонни. Голосуй, и закончим с этим.
Слова давались Джонни с трудом.
— У меня нет больше акций.
В голосе Питера было недоверие.
— Если у тебя их нет, у кого же они?
Ронсон снова встал. В его глазах было холодное торжество.
— У меня, господин председатель, — произнес он спокойно и властно.
Джонни резко повернулся к нему. Как же он раньше не догадался! Ведь Ронсон все время крутился здесь, когда Вик продавал его акции. Сукин сын!
Лицо Питера побледнело. Он оперся о стол и медленно опустился в кресло. Его глаза были полны горечи. Он осуждающе посмотрел на Джонни.
— Ты продал меня, Джонни, — сказал он тихо. — Ты продал меня.
Он нажал на кнопку звонка и услышал, как звякнул колокольчик и послышались приближающиеся шаги. Дверь открылась.
На пороге стояла Дорис.
Войдя, он поцеловал ее.
— Ты уже поговорила с Питером? — спросил он.
Она взяла у него шляпу и провела его в гостиную.
Дорис безнадежно покачала головой.
— Нет. Он ни с кем не хочет говорить, ничего не слушает. Я говорила маме, но это тоже бесполезно, он и с ней не хочет разговаривать. Он говорит, что больше и слышать не хочет ни о тебе, ни о Марке.
Джонни сел в кресло и закурил.
— Вот упрямый осел! Нашел время демонстрировать свое немецкое упрямство. А что насчет нас? — спросил он, глядя на нее.
Она посмотрела на него.
— Что насчет нас, Джонни?
— Ну, мы женимся или нет? — сказал он резко.
Она положила ладонь на его щеку.
— Нам надо подождать, — мягко сказала она. — Это только осложнит все.
Он взял ее за руку.
— Мне уже надоело ждать.
Ничего не отвечая, она смотрела на него. Ее глаза молили о терпении.
— Что ты здесь делаешь? — раздался рычащий голос Питера.
Джонни испуганно посмотрел на него. Глаза Питера яростно блестели.
— Я пришел сюда, чтобы выбить из твоей башки немецкое упрямство.
Питер подошел к нему и заорал:
— Вон из моего дома, Иуда!
Джонни встал и протянул Питеру руки.
— Питер, но почему ты не хочешь послушать? Я хотел тебе рассказать…
Питер оборвал его.
— Не надо мне твоих лживых объяснений! Я знаю, что ты сделал. — Он повернулся к Дорис. — Это ты его пригласила? — обвиняющим тоном спросил он.
— Она не приглашала меня, — сказал Джонни, прежде чем Дорис успела открыть рот. — Это была моя идея. Нам надо решить кое-какие дела.
Питер повернулся к нему спиной.
— Решить какие-то дела! — фыркнул он. — Ты и ее хочешь настроить против меня? Тебе мало того, что ты сделал? Ты еще недоволен?
— Мы бы хотели пожениться, — настаивал Джонни.
Питер посмотрел на него.
— Чтобы она вышла за тебя замуж? — резко спросил он. — Чтобы Дорис вышла за тебя замуж? За тебя? За антисемита? Да пусть она лучше умрет! И вон из моего дома, пока я тебя не вышвырнул!
— Папа, — Дорис взяла Питера за руку, — послушай Джонни. Он не предавал тебя. Он отдал свои акции за…
— Заткнись! — заорал Питер на нее. — Если хочешь, иди с ним! И для меня ты потеряна. Если ты пойдешь с ним, ты пойдешь против своего народа, против своей плоти и крови. Неужели не знаешь, что все эти годы он завидовал мне, строил всякие козни за моей спиной, чтобы отобрать у меня компанию. Оглядываясь назад, я думаю, каким же дураком я был. Он был не лучше других. Все они ненавидят нас, евреев, все! И он не лучше остальных. А теперь он и тебя хочет против меня настроить.
Она беспомощно смотрела на отца, ее глаза наполнились слезами. Дорис повернулась к Джонни.
Его лицо превратилось в бескровную белую маску. Он медленно перевел взгляд с Дорис на ее отца.
— Даже если бы ты меня и выслушал, — сказал он горько, — ты бы все равно мне не поверил. Ты ищешь призраков там, где их нет. Но когда-нибудь ты поймешь, как был не прав. — Взяв свою шляпу, Джонни медленно вышел за дверь. С порога он повернулся и посмотрел на Дорис.
В комнату ворвалась Эстер, но он не заметил ее. Его глаза были затуманены слезами.
— Дорис, ты идешь со мной? — произнес он дрожащим голосом с мольбой, которой она никогда не слышала раньше.
Покачав головой, она подошла ближе к отцу и матери. Мать взяла ее за руку.
Он долго стоял у двери, глядя на Дорис. Наконец Питер снова закричал:
— Вон! Вон! Чего ты ждешь? Ты видишь, что она не идет с тобой. Иди к своим друзьям, к своим новым деловым партнерам. Ты думаешь, им можно доверять? Положиться на них? Скоро ты убедишься в обратном, скоро они и тебя вышвырнут за дверь, когда ты им больше не будешь нужен. Как ты поступил со мной, когда я перестал быть тебе нужным.
Слезы туманили взгляд Джонни.
— Ты смеялся все это время, да? Смеялся над простым владельцем лавки скобяных товаров, который пробрался в кинематограф? Да, ты что хотел, то и делал с ним. А когда он стал тебе не нужен, решил избавиться от него. Мне надо было лучше об этом подумать. Я верил тебе, но ты всегда смеялся надо мной, потому что ты делал вид, что это мое дело, когда на самом деле оно было твоим. Ты все время потешался над простым евреем из Рочестера, но теперь все. Достаточно. Можешь гордиться собой, ты здорово обвел меня вокруг пальца. Но теперь точка, больше ты от меня ничего не получишь. — Голос Питера сорвался, и он зарыдал.