Мы снова замолчали, погрузившись каждый в свои мысли, пока в комнату не вошла Дорис. На ее лице сияла радостная улыбка. Дорис прошла мимо меня, и я почувствовал аромат ее духов.
— Что ты сделал со своей постелью, папа?! — воскликнула она.
Он улыбнулся ей, когда она начала собирать с его постели газеты и складывать их аккуратной стопкой на тумбочке. Она поправила простыни и подушки, ее лицо раскраснелось.
— Вот так, — сказала она, — разве не лучше?
Он кивнул головой и вопросительно посмотрел на нее.
— Мама еще спит?
— Да, — ответила Дорис, садясь на кровать рядом со мной. — Она очень устала. С тех пор, как ты заболел, она толком не могла поспать.
Питер посмотрел на Дорис теплым взглядом, а его голос сразу стал мягким и ласковым.
— Чудесная женщина твоя мать, — сказал он медленно, — ты даже не знаешь, какая она чудесная. Без нее я бы не смог ничего.
Дорис не ответила, но по выражению ее лица я понял, что она тоже гордится матерью.
— Ты уже обедал? — обратилась она ко мне.
— Я поел перед тем, как прийти сюда.
— Ты, наверное, не расслышала меня, — продолжал Питер, — я сказал, что твоя мать великолепная женщина.
Дорис улыбнулась отцу.
— А я и не спорю с тобой, — засмеялась она, — я думаю, что вы оба замечательные люди.
Питер повернулся ко мне.
— Я вот что думаю, — сказал он. — Все дело здесь в деньгах. Возможно, Сантос поможет тебе.
Я удивился.
— Но ведь Эл уже на пенсии, — возразил я. — Да и вообще, как бы он смог помочь? Они держат в руках все бостонские банки.
— Срок выплаты займов подходит сейчас, — сказал он. — А если мне дадут отсрочку, хватит ли у них денег, чтобы выплатить ссуду?
Я с уважением посмотрел на него. Он всегда чем-нибудь удивлял меня. Раньше мне часто казалось, что он чего-то не замечает, и вдруг он высказывал какую-то мысль, которая показывала, насколько глубоко он разбирается в вопросе. То же случилось и сейчас.
— Нет, денег на выплату займа у нас нет, — ответил я с растяжкой, — но какая разница. В прошлом месяце мы стали вести переговоры об отсрочке займа, и Константинов уверил нас, что деньги мы получим без всяких затруднений.
Константинов был президентом «Грейт Бостон Инвестмент Корпорейшн», именно у него Ронсон занял деньги, чтобы купить акции Питера.
— Все равно стоит потолковать с Элом, — настаивал Питер. — Четыре миллиона — это куча денег, и мало ли что может случиться? Почему бы тебе не зайти к нему на всякий случай?
— Ты что-нибудь знаешь? — спросил я. Уж очень он был настойчив.
Он покачал головой.
— Нет, но считаю, что не надо упускать ни малейшей возможности. Попытка — не пытка.
Я взглянул на часы. Начало пятого. Не знаю почему, но меня вдруг охватило чувство уверенности и надежды. Эл в последнее время жил на своем ранчо в трехстах пятидесяти милях от Лос-Анджелеса. Добираться туда часов шесть; даже если выехать сейчас, я приеду туда поздновато. Эл ложится спать не позже восьми.
— Может быть, ты и прав, — внезапно сказал я, посмотрев на Питера. — Но сегодня уже поздно.
— А почему бы тебе не остаться на ночь здесь? — предложила Дорис. — А завтра я тебя отвезу.
Я посмотрел на нее и улыбнулся. Питер ответил за меня.
— Неплохая мысль, — сказал он.
Я громко рассмеялся, наверное, впервые за целый день.
— Ладно, похоже, все дела улажены, — сказал я.
— Конечно, все улажено, — поддакнул Питер. Он повернулся к Дорис с улыбкой на лице. — Liebe kind, — обратился он к ней, — окажи услугу своему старому отцу и принеси нам шахматную доску.
Чувствовал он себя превосходно. До прихода медсестры мы успели сыграть с ним две партии. Потом мы с Дорис пошли ужинать.
ТРИДЦАТЬ ЛЕТ 1936
Джонни взял со стола письмо и посмотрел на него. С гримасой отвращения прочитал. Подписывать такие письма ему не доставляло удовольствия.
Очередное снижение зарплаты. На этот раз на десять процентов для всех служащих компании. Третье снижение зарплаты, начиная с тридцать второго года. Джонни настойчиво нажал на кнопку звонка, вызывая Джейн в свой кабинет.
Она остановилась перед его столом с мрачным выражением лица.
— Отправь это в пятницу, — сказал он ей, подавая подписанный документ.
Она молча взяла его и вышла из комнаты. Повернувшись на кресле, он уставился в окно.