— Почему Джордж хочет продать их? — поинтересовался он.
— Он хочет больше времени уделять своим синематографам, — быстро ответил Кесслер.
Ал откинулся на спинку стула, обдумывая просьбу Петера. Он сомневался, что за желанием Джорджа Паппаса продать свои синематографы стоит только это.
— Ты мне уже должен три с четвертью миллиона долларов, — приятным голосом сказал Ал. — Я убедил правление продлить срок действия займа. Нелегко будет уговорить их занять тебе еще два миллиона.
— Но в прошлом году у меня были веские причины, — возразил Петер. — Все наши деньги ушли на создание филиалов заграницей. — Он открыл портфель, лежащий на коленях, и принялся рыться в бумагах. Найдя нужные, положил на стол Сантоса. — В этом году мы сможем вернуть долг.
Ал, как всегда, не стал читать документы. Продюсеры всегда с готовностью показывали ему бюджеты, сметы, планы, которые он отправлял своим помощникам. Пусть те разбираются во всех этих бумажках. Лично он никогда не мог ничего в них понять. Шел ли разговор об одном долларе или о миллионе, Сантос всегда полагался на личное впечатление о человеке.
— Как ты собираешься сделать это? — спросил он у Кесслера.
Петер нервно откашлялся. Иногда он спрашивал себя, зачем он надрывается, чтобы зарабатывать больше? Чем больше он получал, тем сильнее приходилось беспокоиться. Он до сих пор не мог понять этого феномена, но действовал, как зачарованный. Ему казалось, что остановиться уже невозможно.
— Мой план таков, — он наклонился к Сантосу и непроизвольно понизил голос. — Мы переведем старый заём в еженедельные семидесятипятитысячные долговые обязательства. Так мы вернем тебе в течение года три миллиона, а в залог нового займа выдадим поручительство на десять лет на все синематографы «Магнума», которые стоят примерно вдвое больше. Не думаю, что правление будет возражать против этого. — Петер Кесслер довольно откинулся на спинку стула и посмотрел на Ала.
— Выплачивать по семьдесят пять тысяч в неделю очень трудно, — задумчиво произнес Сантос. — Ты уверен, что сможешь это делать?
— Уверен, — чересчур быстро ответил Петер. — Сейчас в неделю мы получаем больше трехсот тысяч долларов, а когда иностранные филиалы заработают на полную мощность, будем делать и все четыреста.
Ал Сантос в уме сравнивал цифры Петера с теми, что он знал. Все верно, в год «Магнум» делал пятнадцать миллионов.
— Кто будет заниматься синематографами в отсутствие Джорджа?
— Джонни, — Кесслер кивнул на Эджа.
— Думаешь, потянешь? — обратился к Эджу Сантос.
Пока Джонни молчал.
— Придется повозиться, — честно ответил он, — но думаю, все будет в порядке.
Ал повернулся к Петеру и задумчиво затянулся. Его немного смущало неожиданное решение Паппаса, но условия Кесслера казались очень выгодными. Четырехмиллионный залог против двухмиллионного займа довольно безопасная и выгодная сделка. Он встал, показывая, что разговор окончен.
— Кажется, все в порядке, — сообщил он Кесслеру, собирая бумаги. — Покажу их Витторио и через день-два сообщу о своем решении.
Петер Кесслер облегченно улыбнулся. Он хорошо знал: когда Ал говорил «все в порядке», Витторио Гидо мог думать все, что угодно. Он встал и протянул руку.
— Спасибо, Ал.
Ал Сантос пожал протянутую руку, и все двинулись к выходу. У двери Сантос положил руку на плечо Джонни и упрекнул его:
— Ты только один раз приезжал ко мне на ферму.
Джонни быстро посмотрел на него. Все верно, у него накопилась уйма работы, а Далси не хотела ехать на ферму, говоря, что ее угнетает тишина.
— Приходится допоздна работать, — извинился Эдж.
Ал Сантос тепло улыбнулся.
— Почему ты ведешь себя, как чужой? — спросил он. — Мне бы хотелось повидать твою красавицу жену. Я старик, но я еще не настолько стар, чтобы не оценить прекрасную женщину, особенно если она практически является родственницей.
Джонни покраснел. Ал повернулся к Петеру и рассмеялся.
— Эти новобрачные ничем не отличаются друг от друга.
Он проводил их до выхода на улицу, затем вернулся к себе, слегка качая головой. Что-то беспокоило Джонни, причем не только дела. Он слишком хорошо знал Эджа. Может, нелады с женой, подумал Сантос. Она не похожа на женщину, которая будет сидеть дома и заниматься семьей. Ал вошел в кабинет, подошел к столу и тяжело сел. Затем взял лежащие на столе бумаги и нажал кнопку, вызвав Витторио.
В ожидании Гидо он лениво листал бумаги, но не смотрел на цифры, а думал о Джонни. Жаль, что у мальчика ничего не получилось с дочкой Кесслера. Какое-то время казалось, что они любят друг друга. По крайней мере, Дорис Кесслер больше ему подходила. В кабинет вошел Витторио.