— Ну и беспорядок у тебя! — укоризненно сказала она, подходя к кровати.
Петер улыбнулся. Дорис аккуратно сложила газеты на ночном столике, поправила простыни и взбила подушки. Когда она выпрямилась, ее лицо слегка покраснело.
— Ну вот, — удовлетворенно заметила она. — Правда, так лучше?
Кесслер кивнул и вопросительно посмотрел на дочь.
— Мама еще не проснулась?
— Нет. — Дорис обошла кровать и села рядом со мной. — Она очень устала. Все это время она не спала нормально ни одной ночи.
Петер нежно посмотрел на Дорис и сказал с любовью:
— Твоя мать удивительная женщина. Ты даже не знаешь, какая она замечательная. Я всем обязан ей.
Дорис не ответила, но по ее лицу я понял, что она гордится за свою мать.
— Ты обедал? — обратилась она ко мне.
— Да, поел перед тем, как ехать сюда, — ответил я.
— Ты, наверное, не слышала меня. Твоя мать чудесная женщина, — повторил Петер.
— Не спорю, — рассмеялась Дорис. — По-моему, вы оба замечательные люди.
— Знаешь, о чем я подумал? — повернулся ко мне Кесслер. — Почему бы тебе не съездить к Сантосу? Если вопрос упирается в деньги, он мог бы помочь.
— Но Ал отошел от дел, — удивленно возразил я. — К тому же, что он сейчас может? Они берут все деньги из бостонских банков.
— Прошло почти два года, и скоро им придется возвращать долг. А если они не сумеют добиться продления срока действия займа? У них хватит денег расплатиться?
Я с уважением посмотрел на Петера. Он всегда мог удивить меня чем-нибудь. Часто, когда я думал, что он плохо знает какой-нибудь конкретный вопрос, он поражал меня своей осведомленностью. Сейчас это произошло в который уже раз.
— Нет, мы не сумеем вернуть долг, — медленно ответил я. — Но разницы большой нет. В прошлом месяце мы уже начали переговоры о продлении, и Константинов заверил нас, что проблем не будет. — Константинов был президентом «Великой Бостонской инвестиционной корпорации», в которой Ронсен занял деньги на покупку у Петера компании. Позже долг автоматически перешел на «Магнум».
— Все равно разговор с Алом не повредит, — стоял на своем Петер Кесслер. — Четыре миллиона — огромные деньги и, когда задействована такая сумма, может произойти все что угодно. Я предлагаю тебе на всякий случай съездить к нему.
— Тебе что-то известно? — Мне показалось, что за его настойчивостью что-то кроется.
— Ничего, — покачал головой Петер. — Просто мне кажется, что нельзя упускать ни шанса. От тебя не убудет, если прокатишься в горы.
Я взглянул на часы. Пятый час. Не знаю почему, но внезапно я почувствовал надежду и уверенность. Ал сейчас жил на ранчо в долине милях в трехстах пятидесяти от Лос-Анджелеса. Добираться до него часов шесть, так что сейчас выезжать поздно. Сантос ложился спать рано, часов в восемь. Я посмотрел на Кесслера.
— Возможно, ты прав, — неожиданно согласился я, — но выезжать сегодня уже поздно.
— Переночуй здесь, — предложила Дорис. — Завтра я отвезу тебя. Мы сможем выехать рано утром.
Я посмотрел на Дорис и улыбнулся. Петер ответил за меня:
— Хорошая идея.
Впервые за этот день я громко рассмеялся.
— Ладно, договорились.
— Конечно, договорились. — Петер улыбнулся и повернулся к Дорис. — Liebe kind, окажи папе любезность — принеси шахматы.
Да, Кесслер на самом деле начал поправляться. Прежде чем вернулась медицинская сестра, я успел проиграть две партии. Она выгнала нас с Дорис, и мы отправились ужинать.
ТРИДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД, 1936
1
Джонни взял письмо и с отвращением начал его читать. Он терпеть не мог читать такие письма.
Очередное сокращение зарплаты, на этот раз на десять процентов по всей компании. Третье по счету с 1932 года. Джонни сердито нажал кнопку вызова секретарши.
Джейн Андерсен молча остановилась перед его столом.
— Размножь и разошли в пятницу, — велел Эдж, протягивая письмо.
Она молча взяла письмо и вышла. Джонни повернулся на стуле и посмотрел в окно. Неужели Петер надеется, что такое письмо может чем-нибудь помочь?
Замораживание и тем более сокращение зарплаты никогда не было и не будет выходом из создавшегося положения. В пятницу, когда копии этого распоряжения лягут на столы всех сотрудников «Магнума», их лица вытянутся и станут более тревожными. Они начнут тихо обсуждать это решение между собой или вообще будут молчать. Каждый примется лихорадочно искать выход. Роптать в открытую отважатся очень и очень немногие — слишком большая безработица в стране. Они лишь с упреком будут смотреть на него при встрече. За все сокращения зарплаты, по их мнению, ответственность несут Петер и он, Джонни Эдж. Может, они и правы.