— Она появилась в отчете за последнюю неделю.
— Так вот о чем ты беспокоишься? — рассмеялся Петер. — Наверное, Марк просто поменял название какой-нибудь картины.
— Но… — запротестовал Джонни Эдж.
— Я оставил Марку распоряжения по всей программе. Он просто поменял название, вот и все. Надо же предоставить ему хоть маленькую свободу действий.
Джонни начал злиться. Ему стоило немалых усилий продолжать говорить нормальным тоном. Каждый раз, когда разговор заходил о съемках, Петер затыкал ему рот.
— Новое название — уловка, — холодно возразил Эдж. — У нас нет ни одной мало-мальски подходящей картины.
— Откуда ты знаешь? — воинственно спросил Кесслер. — Студией руководит Марк, а не ты. Он лучше знает, что у нас есть, а чего нет. — Петер никак не мог забыть о возражениях Джонни по поводу назначения Марка директором студии.
Джонни Эдж сразу уловил этот тон. Он значил, что сейчас с Петером бесполезно спорить, и Эдж решил отложить на время это дело. Джонни не хотел расстраивать Петера в момент переговоров с Данвером. Ему казалось, что этот Филипп Данвер очень хитрый малый и что Петеру потребуется вся сообразительность.
— Ладно, — неохотно ответил он. — Когда возвращаешься?
Время еще терпит, подумал Эдж.
— Не знаю. Если мы договоримся с Данвером, наверное, еще пару месяцев помотаюсь по нашим европейским филиалам и посмотрю, как у них дела. Я уже больше двух лет там не был.
— Отличная идея. Может, ты их немного расшевелишь.
— Попробую.
— Хочешь что-нибудь передать своим? — поинтересовался Джонни.
— Нет, спасибо. Я уже заказал Эстер сразу после нашего разговора.
— О’кей. Тогда не буду тебя больше задерживать. Пока, — попрощался Эдж.
— До свидания, Джонни.
Джонни Эдж положил трубку и задумчиво посмотрел на нее. Он надеялся на благоразумие Петера. Часы показывали одиннадцать. Значит, в Лондоне пять часов дня, а в Калифорнии — восемь утра. Звонок Петера застанет семью Кесслеров за завтраком.
Дорис читала газету и пила апельсиновый сок. Когда в столовую спустился Марк, она посмотрела на брата.
Под вспухшими глазами виднелись черные круги. Марк улыбнулся.
— Доброе утро, сестренка, — поздоровался он сонным голосом.
— Доброе утро, Марк. — Она продолжала смотреть на него. — Когда лег спать?
— А что? — Он быстро посмотрел на сестру.
— Просто спросила, — пожала плечами Дорис. — Я сидела до трех утра и так и не дождалась твоего возвращения.
Марк начал злиться.
— Я больше не ребенок, — угрюмо проворчал он. — Напрасно ты следишь за мной.
— Я работала, а не следила за тобой. — Дорис положила газету. — Что с тобой происходит в последнее время? Весь прошлый месяц ты был вечно чем-то недоволен и ворчал как медведь.
— Наверное, переутомился, — примирительно улыбнулся Марк.
— Попробуй ложиться пораньше, — посоветовала Дорис, вновь беря газету. — Не повредит.
Марк не ответил. Он взял стакан с соком и поднес к губам. Услышав смех сестры, он посмотрел на нее.
— Что смешного?
— Заметка Мэриан Эндрю. — И Дорис начала читать вслух: — «Известный сын известного отца этого города будет грубо возвращен к реальности, когда папа вернется из деловой поездки. Говорят, что сыночек бегает за актрисой, которую его отец выгнал со студии по обвинению в нарушении этики». — Дорис опять рассмеялась. — Интересно, кто это?
Марк смотрел на стол. Он начал краснеть и оставалось лишь надеяться, что сестра ничего не заметит. Черт бы побрал эту журналистку! Как она могла вынюхать? Они с Далси вели себя очень осторожно и не показывались вместе. Когда зазвонил телефон, Марк обрадовался.
— Сиди. Я сама возьму, — сказала Дорис и подошла к телефону. — Алло?.. Быстро позови маму, — взволнованно сказала она. — Это папа из Лондона.
Марк глупо смотрел перед собой. Вот черт! Неужели старик уже узнал о картине? Нет, не может быть, он не мог видеть ни одного отчета. Марк бросился на кухню.
Как обычно, Эстер находилась у плиты и жарила яичницу, а рядом стояла кухарка и наблюдала за ней.
— Мама, быстрее! Там папа звонит.
Эстер бросила сковородку и, вытерев о фартук руки, поспешила за сыном.
— Все в порядке, — сказала Дорис телефонистке, увидев спешащую мать. — Соединяйте. Она подошла. — Дорис протянула трубку и стала рядом, взволнованно следя за матерью.
— Папа! — закричала Эстер. Ее руки дрожали так сильно, что она едва могла удержать трубку. — Как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке?
Они слабо слышали голос Петера.