— Извини, что напугал тебя, па, — медленно проговорил он. — Я хотел поговорить о делах.
— Ну говори, — настороженно отозвался Петер. — Но поторопись. Не забывай, что минута разговора стоит двадцать долларов.
Его глаза засветились в темноте, в голосе послышались хитрые нотки, которые отец не уловил.
— Я звоню из-за Джонни, па.
— Джонни? — озадаченно переспросил Петер. — Что случилось?
— Он пришел сегодня на студию и закатил скандал. По-моему, он что-то задумал.
— Джонни что-нибудь говорил?
— Ничего конкретного. Ему, видите ли, не нравится, как снимаются картины, и он настаивал на том, чтобы мы закончили снимать «Объединенные, мы выстоим» в первую очередь, — сообщил Марк.
— Не расстраивайся, Марк, — рассмеялся Петер. — Пора привыкать. Нью-Йорк всегда указывает, что нам делать. Просто не обращай на них внимания.
— Но Джонни настаивает, — повторил Марк.
— Ты спросил почему?
— Спросил, но он уклонился от ответа. Ничего не понимаю. В последнее время он ведет себя как-то странно.
— Может, у него есть причины, — после небольшой паузы заметил Кесслер-старший. — Джонни умный малый.
— Тогда почему он ничего не говорит мне?
— Джонни иногда упрямится. Не беспокойся. Занимайся съемками и перестань об этом думать. Я поговорю с ним, когда вернусь, — успокоил сына Петер.
— Не знаю, — упорствовал Марк. — Он ведет себя очень странно. Я сегодня случайно услышал его разговор по телефону с Бобом Гордоном. Он рассмеялся и сказал: «Кто знает, что произойдет. Может, мы еще поработаем вместе, причем раньше, чем ты думаешь».
— Ничего не понимаю, — удивленно проговорил Петер.
— Я тоже, — поддержал его Марк, — но этот разговор и то, как он ведет себя в последнее время, заставили меня позвонить тебе.
Марк замолчал, потом решил: врать — так врать.
— Не забывай, с чем мы боремся, па, — многозначительно заметил он. — Когда с них сходит позолота, становится ясно, что они нас ненавидят. Они все одинаковые.
— Джонни не такой, — не совсем уверенно ответил Петер Кесслер.
Марк улыбнулся, уловив в голосе отца сомнение.
— Я и не говорю, что он такой, па, но лучше быть осторожнее.
— Правильно, Марк, — медленно согласился Петер. — Мы должны быть осторожными.
— Я поэтому тебе и позвонил, — сказал Марк. — Хотел узнать, что ты думаешь по этому поводу.
— Продолжай спокойно работать. Поговорим, когда я вернусь.
— Хорошо, па, — почтительно ответил Кесслер-младший и неожиданно изменил тему разговора: — Как ты себя чувствуешь?
— Отлично, — ответил Петер, но голос говорил обратное. Марк знал, что у отца из головы сейчас не выходят его слова о Джонни.
— Хорошо, па. Береги себя.
— Ладно, — рассеянно ответил Петер.
— До свидания, па. — Услышав ответ отца, он положил трубку. Затем вновь закурил и с минуту неподвижно просидел на стуле. Встав, подошел к окну.
Дорис и Джонни, держась за руки, шли по тропинке к дому. Марк улыбнулся. Он позаботится о Джонни. Улыбка исчезла. И о Дорис.
7
Витторио Гидо, крупный мужчина, медленно поднялся и, не улыбаясь, протянул руку.
— Привет, Джонни, — поздоровался он, пытаясь говорить дружелюбно, что лишь подчеркнуло недостаток теплоты в его голосе.
— Как дела, Вик? — спросил Джонни Эдж, пожимая протянутую руку.
— Хорошо.
— Как Ал?
Витторио посмотрел на Эджа. «Зачем приперся этот Эдж?» — неприязненно подумал он? Гидо знал, что это не визит вежливости — они не настолько любили друг друга.
— У Ала все в порядке, если не забывать о его возрасте, — напыщенно ответил итальянец. — Док советует ему не уезжать с ранчо. — Гидо подтолкнул к Эджу ящик с сигарами. Когда Джонни покачал головой, он достал себе одну и закурил, не сводя взгляда с Эджа. — Присаживайся, Джонни.
Эдж остался стоять. Он знал, что не нравится Гидо. В присутствии Ала Сантоса в воздухе ощущалась какая-то теплота, которая сейчас отсутствовала. Наконец Джонни медленно сел.
Витторио выпустил несколько небольших клубов дыма и улыбнулся.
— Что-то задумал, Джонни?
Не успели слова слететь с его губ, как он пожалел о них. Гидо хотел, чтобы Эдж сам рассказал о цели своего прихода, но любопытство пересилило.
— Мне нужны деньги, Вик, — с неохотой ответил Джонни. Он тоже не хотел рассказывать, но выхода не видел.
Витторио откинулся на спинку стула и полузакрыл глаза, изучая Джонни Эджа. За полузакрытыми ресницами виднелось едва скрываемое презрение. Эти киношники все одинаковые — не знают, что делать с деньгами. Нельзя сказать, что они мало зарабатывали, но независимо от того, сколько они имели, рано или поздно они все равно приходили к нему.