— Какой толк, Ал? Он не станет с тобой даже разговаривать.
— Станет, — уверенно улыбнулся Сантос, и что-то в его голосе заставило меня ему поверить.
— Константинов на проводе, Ал, — сообщил Вик.
Ал взял трубку и улыбнулся.
— Привет, Константин! Как ты там поживаешь? — Через несколько секунд он весело ответил: — Для моего возраста у меня неплохое здоровье. — На другом конце провода послышался неразборчивый ответ. — Я хотел поговорить с тобой о «Магнуме», — спокойно произнес Сантос. — Меня немного беспокоит то, что там происходит. Думаю, мы должны занять жесткую позицию в этом деле. По-моему, Фарбер только все испортит.
Ал терпеливо выслушал возражения Константинова, затем властно сказал:
— Мне плевать, что тебе сказал Ронсен. Фарбер только создаст в «Магнуме» конфликтную ситуацию и помешает компании встать на ноги. Я хочу, чтобы ты сообщил Ронсену, что мы не возобновим переговоры по продлению займа, если Фарбера введут в правление «Магнум Пикчерс».
На этот раз Константин говорил спокойно.
— Правильно, — согласился Ал. — Скажи, что мы никогда не дадим согласие на вмешательство в управление компанией. — Он улыбнулся мне. — До свидания, Константин.
Сантос положил трубку и подошел к нам. После небольшой паузы он не спеша сказал:
— Все в порядке, Джонни. Надеюсь, Ронсен перестанет тебе мешать.
У меня от изумления открылся рот, и я уставился на него.
— Как ты можешь ему приказывать? — удивленно пробормотал я.
Ал улыбнулся моему удивлению.
— Очень просто, — пожал он плечами. — Видишь ли, «Великая Бостонская инвестиционная корпорация» принадлежит мне.
Затем он мне рассказал такое, от чего мое изумление еще более увеличилось.
По дороге обратно я молчал. Маленький морщинистый старик в выцветшей голубой рубашке и широченных лоснящихся штанах, который безвылазно сидел на ранчо, оказался самым влиятельным человеком в кино. Он контролировал все деньги, независимо от того, где они находились — на Западе или на Востоке.
Когда я понял, как все просто, я опять удивился мудрости старика, который всегда считал себя циркачом. Он предвидел время, когда придется менять методы финансирования кино, и еще в двадцать пятом открыл маленький офис на Востоке. Тогда продюсеры еще только начинали налаживать связи с Уолл-стрит, но Ал понимал, что это надолго. На двери его маленькой конторы висела вывеска: «Великая Бостонская инвестиционная корпорация». За дверью находились две небольшие комнаты — приемная и кабинет с простой надписью: «Константин Константинов, исполнительный вице-президент. Займы». До этого Константинов работал простым клерком у Вика.
За два следующих года, когда голливудские киностудии одна за другой бросились искать деньги на Востоке, корпорация разрослась, как на дрожжах, и в 1927-м заняла целый этаж большого здания в деловой части Бостона.
Я улыбнулся. Займы? Финансирование одной картины? Обратитесь в Независимый Банк в Лос-Анджелесе. Хотите получить деньги сразу на сорок картин? Обратитесь в «Великую Бостонскую инвестиционную корпорацию».
Я улыбнулся, вспомнив множество продюсеров, которые гордились тем, что вырвались от Сантоса, и не знали, что глубоко заблуждаются.
Сколько же стоит Ал, подумал я? Пятьдесят миллионов? Больше? Внезапно мне это стало неинтересно. Что еще желать — я и так получил все, что хотел.
Вернулись мы около десяти и прошли в библиотеку. Дорис принесла лед, и мы сделали хайболлы. В библиотеку вошла медсестра.
— Мистер Кесслер хочет немедленно поговорить с вами.
— Он еще не спит? — удивился я.
— Он не заснет, пока не поговорит с вами, — с неодобрением отозвалась женщина. — Так что, пожалуйста, недолго. У мистера Кесслера был напряженный день, и ему необходим отдых.
Мы поставили нетронутые стаканы и поднялись к Петеру. У кровати сидела Эстер и держала Петера за руку.
— Здравствуйте, дети, — приветствовала она нас.
Дорис поцеловала сначала мать, а потом — отца.
— Как у вас дела? — поинтересовалась она.
Может, из-за слабого света — в комнате горела одна маленькая лампа — мне показалось, что у Петера усталый вид.
— Все в порядке, — ответил он и обратился ко мне: — Ну что?
— Ты был прав, босс, — улыбнулся я. — Он нам помог. Теперь все будет в порядке.
Кесслер устало положил голову на подушки и закрыл глаза. Какое-то время он лежал неподвижно, затем открыл глаза. Мне опять показалось, что он выглядит утомленно. Кесслер с трудом сфокусировал взгляд, но в голосе послышалось удовлетворение.