— Джонни, — медленно ответила она. — Папа умер.
Чья-то безжалостная рука сжала мое сердце.
— Бэби, мне очень жаль, — наконец пробормотал я. — Когда это случилось?
— Час назад, — безжизненным голосом ответила Дорис Кесслер.
— Немедленно выезжаю. Как мама?
— Она наверху с ним. — Дорис начала плакать.
— Держись, милая. Петер не любил слезы.
— Да, он не любил, когда я плакала. В детстве я всегда специально плакала, когда чего-нибудь хотела.
— Я приеду как можно скорее. Держись, — попытался утешить я ее.
Я положил трубку и глупо уставился на телефон. Затем повернулся на стуле и посмотрел в окно. День оставался тем же, но что-то в нем для меня изменилось. Мои глаза неожиданно наполнились слезами. «Джонни, старина, не веди себя, как ребенок», — подумал я. Никто не может жить вечно, а Петер прожил насыщенную и богатую жизнь. Богатую, но тяжелую. Поэтому я и поступил, как ребенок — положил голову на стол и заплакал.
Услышав скрип двери, я поднял голову. В дверях стоял Боб Гордон.
— Слышал о старике? — По моим глазам он понял, что уже слышал.
Я устало встал и вышел из-за стола. Взял с дивана шляпу и молча посмотрел на него.
— Я понимаю, каково тебе сейчас, Джонни, — сочувственно проговорил Боб Гордон. — Петер был отличным мужиком.
— Он был еще лучше, чем все мы думали. По крайней мере не разгуливал с ножом в руке.
Гордон кивнул.
Я неожиданно заметил тишину, которая окутала нас, как большое одеяло.
— Почему так тихо? — удивился я.
— Все уже знают. Никто не работает.
Я кивнул. Так и должно быть.
Когда вышел из кабинета, в коридоре стояли маленькие группы людей. Они с состраданием смотрели на меня. Несколько человек даже молча пожали мне руку.
Я вышел из здания. На улице по-прежнему светило солнце. Везде шептались сотрудники. Меня словно накрыла волна сочувствия. Я прошел мимо третьего павильона звукозаписи. В нем также, как и втором и четвертом, стояла тишина. Перед каждым павильоном толпились люди, которые провожали меня сочувственными взглядами.
Неожиданно оглушил шум музыки. Я уже привык к тишине. Музыка доносилась из первого павильона. Меня пронзила боль. Какое право они имели работать, как всегда? Все ведь прекратили работу.
Я медленно подошел к павильону и вошел внутрь. Сейчас музыка грохотала, как раскаты грома. Затем она медленно стихла, и запел сочный молодой голос. В центре эстрады стояла девушка, и из ее горла лились звуки, словно из золотой флейты. Я развернулся и направился к выходу.
Неожиданно меня кто-то схватил за руку. Это оказался Дейв с сияющими глазами:
— Послушай, как поет эта канарейка, Джонни, ты только послушай!
Я посмотрел на сцену. Девочка умела петь, но сейчас я был не в настроении слушать песни. К нам направлялись Стэнли Фарбер и Ларри Ронсен. Интересно, подумал я, рассказал ли Ларри Стэну о звонке из Бостона? Мне было наплевать сейчас. Может, в другое время, но не сейчас. Единственное, что я хотел, это поскорее вырваться отсюда.
Дейв держал меня за руку, пока они шли к нам. Затем он возбужденно крикнул на ухо:
— Помяни мое слово, эта девчонка выгоднее любого банковского счета. Я слышу в ее голосе позвякивание кассовых аппаратов! — Он повернулся к Ронсену и Фарберу за поддержкой. — Правда?
Они, улыбаясь, кивнули.
— Слышали, что умер Петер Кесслер? — поинтересовался я у них.
— Я слышал, — кивнул Ларри. — Жаль, конечно, но он уже был стариком.
Я пристально смотрел на них. Ларри был прав. Действительно жаль. Только он не знал, насколько. Я грубо выдернул руку и пошел к выходу.
— Эй, что с ним? — раздался за моей спиной голос Дейва Рота.
Я не услышал ответ, потому что вышел из павильона.
В кабинете никого не оказалось. Я сел за стол и положил перед собой лист бумаги. Заскрипело перо, и на бумаге появились слова:
«Совету директоров „Магнум Пикчерс Компани“».
Я выглянул через открытую дверь в коридор, затем посмотрел на заявление. Неожиданно мне стало все ясно. Я вспомнил слова Ала Сантоса перед отъездом.
Он посмотрел на меня и спокойно улыбнулся.
— Петер сказал, что когда-нибудь ты приедешь ко мне за помощью, — сказал Ал Сантос.
— Серьезно? — Я удивленно посмотрел на него. «Как он мог предвидеть? Мы решили это только вчера!»
— Серьезно, Джонни, но это произошло почти два года, когда он продал акции.
Я удивленно посмотрел на Дорис, затем перевел взгляд на Ала.
— Как он мог знать? — недоверчиво поинтересовался я.
Сантос посмотрел на Вика, который бросил мне сердитый взгляд, затем гневно вышел из гостиной. Сантос сел.