— Мы ходили в ассоциацию, и нам не повезло. Может, дашь нам место в своей лавочке?
— У нас тут все занято, — слегка смущенно ответил Борден.
— Знаю, но, может, есть возможность потесниться. Ты же знаешь, мы по уши увязли с «Бандитом».
— Я бы хотел помочь, Джонни… — медленно произнес Борден, — …но никак не могу.
— Как это не можешь? — вспылил Джонни Эдж. — Когда Петер решил снимать картину, ты не остановил его. Конечно, лучше, если грязную работу за тебя выполняют другие.
— Честно, Джонни, мне жаль, — робко проговорил Вилли Борден.
— Тебе звонили из ассоциации? — неожиданно осенило Джонни.
— Да, — последовал после секундной паузы извиняющийся ответ.
— Что они сказали?
— Вас включили в черный список. Ты знаешь, что это значит!
У Джонни засосало под ложечкой. Он знал, что значит попасть в черный список — с сегодняшнего дня ни один независимый продюсер не должен иметь с «Магнумом» никаких дел, иначе он тоже рискует лишиться лицензии.
— И ты собираешься их слушать? — возмутился молодой человек.
— А что мне остается делать? Не можем же мы все выйти из дела.
— А Петер, значит, может? — зло поинтересовался Джонни Эдж.
— Как мы ему поможем, если все потеряем лицензии! — запротестовал Борден.
— А как вы вообще собираетесь ему помогать?
— Я… я не знаю, — заикаясь, ответил Борден. — Я что-нибудь придумаю и позвоню завтра.
— Сядь. У нас и так хватает неприятностей.
— Что будем делать дальше? — усаживаясь, спросил Тернер.
— Еще не знаю, но должен же существовать какой-то выход. Я втравил Петера в это дерьмо, и я его вытащу.
— Ладно, парень, — серьезно заявил Джо Тернер. — Можешь на меня рассчитывать. Я с тобой до конца.
— Спасибо, Джо, — улыбнулся Джонни.
— Можешь меня не благодарить, — усмехнулся Тернер. — Не забывай, что я вложил в «Бандита» две с половиной тысячи зелененьких.
Поздно вечером Джонни Эдж позвонил Петеру домой. Трубку сняла Эстер.
— Эстер, это Джонни. Как Петер?
— У него разболелась голова, и он лежит в постели, — спокойно ответила Эстер Кесслер.
— Хорошо. Постарайся, чтобы он поменьше думал и побольше отдыхал.
— Очень плохо, Джонни? — она по-прежнему говорила спокойным голосом.
— Да уж хорошего мало, — согласился Эдж. — Не беспокойся, паниковать еще рано.
— Я и не беспокоюсь. Мой отец, пусть его душа покоится в мире, часто говорил: «От судьбы не уйдешь». Мы всегда сумеем заработать себе на кусок хлеба.
— Хорошо. Заставь только Петера думать так же, и мы победим.
— Оставь Петера мне, — уверенно заявила Эстер. — Но Джонни…
— Что?
— Не вини себя. Мы тебя очень любим и не хотим, чтобы это тебя тревожило.
На глаза парня навернулись слезы.
— Не буду, Эстер, — пообещал он.
Он положил трубку. Когда Джонни Эдж повернулся к Тернеру, его глаза сияли.
— Ну и люди! — полуудивленно, полувосхищенно произнес он.
8
Лето заканчивалось, а «Магнум Пикчерс» нигде не мог найти место для съемок. Джонни переговорил со всеми независимыми продюсерами, но ни у кого не нашел помощи. Все сочувственно выслушивали его, соглашались, что единственный способ победить ассоциацию — это то, что делает «Магнум», но дальше слов дело не шло. Везде Джонни встречал лишь сочувствие. Тщетно он спорил, говорил, что «Магнум» сражается за всех независимых, что если «Магнум» победит, победят они все. С ним соглашались, но никто не хотел рисковать лицензией.
К концу августа Джонни и Петер стояли на пороге банкротства. Деньги почти закончились. Петер Кесслер лишился своего животика, а Эстер еще в июле отпустила служанку. Сейчас Петер начал завистливо поглядывать в сторону скобяных лавок.
Джо почти днями напролет играл в «солитер» на студии. Ни он, ни Джонни Эдж не получили ни цента зарплаты с того дня, как у «Магнума» забрали лицензию, но они не сдавались. Для экономии все питались у Петера дома. Еда была простой, а Эстер не жаловалась на дополнительную работу.
Несколько раз Тернер подрабатывал на стороне и приносил деньги в общий котел. Но больше всех изменился Джонни.
Сейчас он улыбался редко. Когда только начались неприятности, это был крепкий стройный парень, а сейчас он стал тощим и нервным. Глаза глубоко запали, только пламя в них не исчезло. По ночам он не спал, смотрел в потолок и винил во всем себя. Если бы он не настаивал, думал Джонни, все шло бы по-старому.
Съемки «Бандита» неотступно преследовали Эджа. Он знал, что если они снимут картину, они победят. Каждое утро он просыпался в полной уверенности, что сегодня выпросит у кого-нибудь студию, но продюсерам со временем начали надоедать его постоянные просьбы. Они говорили своим секретаршам, чтобы те под всяческими предлогами не пускали Эджа, и старались его избегать.