Некоторое время Джонни постоял, оглядываясь по сторонам. Казалось, в темноте игральные автоматы насмехаются над его неудачей. Упрямо сжав губы, он вышел в маленькую комнату. Оставалось сделать последнее, самое неприятное из всего этого отвратительного дела — объяснить Петеру в письме причины ночного бегства.
Объяснение оказалось бы значительно легче, если бы Петер не был к нему так добр, если бы вся семья Кесслеров не относилась к нему как к родному. Почти каждый вечер Эстер кормила его ужином, детишки называли его «дядя Джонни». К горлу подступил ком, и он сел за стол. Все эти долгие, одинокие годы, которые Джонни проработал в передвижном цирке, он мечтал о такой семье.
Достал лист бумаги, карандаш и написал: «Дорогой Петер». Затем тупо уставился на письмо. Как попрощаться с людьми, которые сделали тебе столько добра, как отблагодарить их? Неужели достаточно банальных слов: «Пока. Очень приятно было познакомиться. Спасибо за все!» — и забыть их?
Он задумчиво погрыз карандаш, затем положил его на стол и закурил. Через несколько минут Джонни опять взялся за карандаш.
«Ты был прав с самого начала, Петер. Не следовало мне открывать это чертово заведение!»
Джонни вспомнил день, когда впервые вошел в магазин Петера Кесслера. В свои девятнадцать лет он считал себя очень умным. Проработав в цирке много лет и накопив пятьсот долларов, наконец решил осесть в одном месте и открыть свое дело. Один знакомый сообщил, что в Рочестере продается зал с игральными автоматами.
В тот день Джонни познакомился с Петером, которому и принадлежал дом. Его скобяная лавка находилась в этом же здании. Парень понравился Петеру Кесслеру сразу.
Джонни нравился всем: высокий юноша почти шести футов роста с густыми черными волосами, голубыми глазами и неизменной приятной улыбкой, показывающей ровные белые зубы. Кесслер моментально проникся симпатией к юноше еще до того, как тот арендовал зал, где и располагались игральные автоматы.
Петер наблюдал, как парень ходит по магазину, дотрагиваясь до автоматов. Наконец он прервал молчание:
— Мистер Эдж.
— Да?
— Мистер Эдж, наверное, это не мое дело, но вы действительно считаете, что здесь подходящее место для игрального зала? — Петер мысленно обругал себя за то, что сует нос не в свои дела. Прежде всего он всего лишь владелец здания и его должна интересовать в первую очередь арендная плата…
Глаза Джонни посуровели. В девятнадцать нелегко признавать свои ошибки.
— Почему вас это интересует, мистер Кесслер? — холодно поинтересовался юноша.
— Ну, двое последних ребят… у них ничего не получилось, — слегка заикаясь, объяснил Петер.
— Наверное, они не очень разбирались в этих вещах, — сказал Джонни. — К тому же вы правы — это, по-моему, не ваше дело.
По лицу Кесслера пробежала обида. Он относился к чувствительным людям, хотя и старался скрыть это. Петер извинился деловым тоном:
— Простите, мистер Эдж. Я не хотел вас обидеть.
Джонни кивнул.
— Тем не менее, принимая во внимание мой прошлый опыт с бывшими арендаторами этого зала, я считаю себя вправе настаивать на плате за три месяца вперед, — продолжил Петер тем же тоном. Он надеялся, что это суровое требование остановит мальчишку.
Джонни Эдж быстро считал в уме. Трехсот восьмидесяти долларов, которые останутся, вполне хватит для задуманного. Он достал деньги и отсчитал сто двадцать долларов.
Петер Кесслер написал расписку, передал Джонни и протянул руку.
— Извините за бестактность, но я желаю вам добра, — робко улыбнулся он.
Джонни Эдж пристально посмотрел на Петера. Не увидев иронии, пожал протянутую руку.
— Если вам что-нибудь понадобится, заходите, не раздумывая, мистер Эдж, — предложил владелец скобяной лавки, подойдя к двери. — Я живу наверху.
— Спасибо, мистер Кесслер.
— Успехов вам, — попрощался Петер.
Когда он с задумчивым видом поднялся к себе, к нему подошла жена Эстер.
— Ну как, он взял? — поинтересовалась она.
— Да, — медленно кивнул Петер. — Взял, бедняга. Надеюсь, ему повезет.
Джонни закурил вторую сигарету и вернулся к письму.
«Поверь, мне не жалко потерянных бабок. Я только жалею о тех деньгах, которые ты мне дал. Мой прежний босс, Ал Сантос, готов взять меня обратно в цирк. Как только он начнет мне платить, я отдам тебе долг».