— Мама, не будь дурой, — хрипло сказал Петер. — Он ведь с нами! Чего нам еще просить?
Ужин прошел в молчании. Они, конечно, говорили, но совсем не о том, что лежало на сердце. За улыбающимися масками скрывались немые слезы.
Рокко заметил, что весь ужин Дорис не сводила глаз с Джонни. Они сидели друг против друга. Когда бы Саволд не поднимал глаза, Дорис Кесслер смотрела на Эджа. Бледный Джонни говорил мало, потому что не знал, что сказать.
С момента их последней встречи Дорис сильно изменилась. Тогда она была просто хорошенькой девушкой, а сейчас превратилась в потрясающую красавицу.
После ужина все направились в гостиную. Дорис и Джонни задержались в столовой и на какое-то время остались одни. Она поставила кофейную чашку, молча встала и подошла к нему. Джонни следил за девушкой взглядом.
Дорис наклонилась и сказала спокойным голосом:
— Джонни, ты меня так и не поцеловал.
Он молча смотрел ей в глаза.
Она медленно прижала свои губы к его губам. На какое-то мгновение между ними вспыхнула искра. Джонни почувствовал, что его тянет к ней, но ему удалось сдержаться. Он откинулся на спинку стула.
Дорис выпрямилась и удивленно посмотрела на него. В ее спокойном голосе слышалась слабая обида:
— Ты изменился, Джонни.
Он посмотрел на нее, затем перевел взгляд на ноги.
— Да, я изменился, — горько согласился Эдж.
— Я не об этом. Ты изменился внутри.
— Возможно, — бесстрастно проговорил он. — Все, что меняет наружность человека, меняет и его самого. Даже когда вырывают зуб, меняешься. Реже улыбаешься.
— Но ты еще иногда улыбаешься, Джонни. Ты еще не стал холодным.
Эдж промолчал.
Секунду Дорис смотрела на Джонни, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Ей стало стыдно, и она попыталась сдержать их. Когда девушка заговорила, ее голос слегка дрожал:
— Помнишь наш последний разговор? Как мы смеялись, смотрели друг на друга и как ты обещал привезти мне подарок?
Закрыв глаза, он вспомнил.
— Да, — ответил Джонни, зная, что причиняет Дорис боль. — Тогда ты была еще ребенком, война казалась очередным приключением, и я пообещал привезти тебе подарок.
Девушка зажмурилась, словно его слова ударили ее.
— Больше для тебя это ничего не значило?
Эдж широко раскрыл глаза и притворно невинно посмотрел на нее.
— А что? Что-то еще, кроме этого?
Дорис повернулась и выбежала из столовой. Дрожащими пальцами Джонни зажег спичку и закурил. Несколько секунд он сидел неподвижно, затем с трудом встал и направился в гостиную.
ЧЕТВЕРГ. 1938
Меня разбудил шорох раздвигаемых штор, и некоторое время я тупо пялился в потолок. Неожиданно вспомнил, что нахожусь в своем доме в Голливуде, но все равно, что-то не так. Я ведь должен находиться в Нью-Йорке. Что же я тогда делаю в Голливуде?
Наконец я окончательно все вспомнил. Наверное, забывчивость вызвал тот сон, в котором я бегу по несуществующей улице к девушке. Я часто вижу этот сон за последние двадцать лет, и он всегда заканчивается одинаково. Я падаю и надо мной все смеются.
Но сегодня утром надо мной смеялись, наверное, не только во сне. Я сам впустил Фарбера. Я сам. И это после того, что произошло. Я позволил Фарберу вставить ногу в дверь, а теперь придется как-то выталкивать его, чтобы ее захлопнуть. Однажды мне удался подобный фокус, но сейчас я сильно сомневался, смогу ли проделать его во второй раз. Сейчас я сам допустил ошибку.
— Доброе утро, мистер Джонни, — раздался голос Кристофера.
Я сел и посмотрел на слугу, на блестящем черном лице которого сверкали ослепительно белые зубы.
— Доброе утро, Кристофер. Как ты узнал, что я вернулся? — Я отпустил его на несколько недель, думая, что задержусь в Нью-Йорке надолго.
— Я прочитал в газетах, что мистер Петер заболел, — Кристофер серьезно посмотрел на меня, — и догадался, что вы приедете.
Я промолчал. Негр поставил поднос с завтраком на кровать. Неужели все, кроме меня, знали, как я отреагирую на сообщение о болезни Кесслера? Кристофер отлично знал о нашей ссоре и тем не менее не сомневался в моем возвращении. Они все оказались правы, потому что я прилетел. А что мне оставалось делать?..
В углу подноса лежали аккуратно сложенные газеты. Медленно отхлебывая апельсиновый сок, я открыл одну. В «Репортере» в глаза бросился простой заголовок:
«ФАРБЕР В «МАГНУМЕ» С МИЛЛИОННЫМ ЗАЙМОМ!»
«В» стояло по существу, но если мне удастся, он останется «в» недолго. Если бы Ронсен не зашел ко мне именно в тот момент, он бы никогда не уговорил меня. Я с интересом прочитал статью.