На следующий день я впервые оставил Тори одного, предварительно закрыв все окна и двери, и пошел искать покупателя на дом. Вечером того же дня мы продали за бесценок все, что смогли, и были готовы отчалить. Тори все воспринял мужественно и как должное. Воспоминание о мрачных людях в костюмах было еще свежо. А когда мы уверили Кактуса что искать место для дальнейшего проживания будет именно он, и его мнение о местоположении нашего дома будет ведущим, все неурядицы решились сами собой. Было половина второго ночи, когда мы выехали на дорогу и взяли курс на юго-запад.
Глава 5.
…Ветер стихал. Высокая зеленая трава начинала постепенно поднимать свои стебли навстречу ночному затишью. Голубые молнии еще продолжали чертить свои причудливые узоры на горизонте, но капли дождя уже редели и большая фиолетовая туча медленно уползала к Розовым скалам. Скалы эти стояли неприступной крепостью на пути всех возможных бурь и штормов. Маленький остров из розового пористого камня, который так мало весил, что сильный шторм иногда сдвигал двухсотметровые скалы, что доставляло немало хлопот степным кошкам, которые ютились под ними. Если темнота наваливалась быстро, им приходилось бежать до ближайших скал несколько десятков лиг. Бояться, конечно, было некого. Никому в голову-то не придет мысль напасть ночью, да и зачем? Уже много лет действовал Закон, распространяющийся на всю планету о неприкосновенности после захода второго солнца. Птицам-то было все равно, но кошкам и слепнякам приходилось трудновато с охотой. Зато ночью можно было спать где угодно, никого не боясь. Кошки же обладали неким стадным инстинктом, который и гнал их каждую ночь под громады скал, где жили Птицы.
Вот и сейчас, с высоты шестого яруса, Птица смотрела как бежали от надвигающейся тьмы стаи кошек. Некоторые метались посередине `меж двух огней`. Ближайшие скалы были на расстоянии сорока лиг и они не могли решить бежать ли до Розовых скал или до Желтых. Иногда приходилось брать в лапы `светляков` и лететь спасать замешкавшихся, а не то ночью они поднимут дикий вой.
На подходе была уже зима, и Птицы начинали готовиться к Межрайдерному перелету. Кошки на время зимы оставались хозяевами Скал и Птицы позволяли им селиться в теплых пещерах на первых двух ярусах, которых с лихвой хватало на количество зимующих. Шкура кошек была приспособлена для зимы, но они все равно предпочитали быть поближе к теплу.
– Кошки – они на всех райдерах кошки! Лишь бы поесть, погреться да помурлыкать, – подумала Птица, развернула огромные крылья и сорвалась вниз с карниза, держа в лапах двух ярко сиявших отдохнувших `светляков`. Далеко внизу, в долине, разнесся жалобный вой заплутавшей кошки. Тут же сверху раздался ответный крик и, освещенные двумя огнями, мелькнули серебрянные крылья, отразив последний зеленый луч уходящего второго солнца. Пятый райдер готовился встретить долгую двухдневную ночь.
– Где ты был?!– вскричал отец. Я и не увидел как он подбежал с другой стороны. Я удивленно посмотрел на него и переступил лыжами через сук, затем показал себе под ноги. Этим я говорил что был здесь.
– Тебя не было здесь! Что ты делал последнюю минуту?
Я `сказал` что смотрел на небо. Оно все еще было слегка оранжевым, но уже приобретало знакомый синий оттенок. Встающее солнце тоже постепенно становилось из зеленого привычно розово-голубым. Отец взял меня за руку и повел, вернее потащил домой. Я и понятия тогда не имел, что совершил свой первый Переход.
Лично для меня тогда ничего не показалось необычным. Мы шли по лесу. Все было до ужаса однотонным и скучным. Встречать солнце я, конечно, очень любил, но сейчас мне стало скучно, и я попробовал играть цветами. Вот розово-голубой снег стал постепенно желтым, встающее солнце стало зеленым и деревья окрасились бирюзой. Но отец все время что-то говорил и это меня сбивало с толку. Я теряла контроль над цветами все опять становилось хаотичным. Я впервые додумался попробовать застабилизировать вторую половину соцветия, но так как долгое время я старался держать перед глазами первую половину, которая была более-менее привычна отцу, теперь было очень сложно вспомнить как остановить ту. Я, сославшись на любознательность, разделился с отцом, зашел за бурелом и сосредоточился. Краски стали ярче и насыщенней. Тогда я `сделал` воздух слегка оранжевым и послал сильный сигнал застабилизировать эту гамму цветов. На секунду помутнело в глазах, воздух вокруг странно качнулся и все стало опять нормально. То есть был оранжевый воздух, очень насыщенный у земли и редеющий выше, желтый снег и темно-зеленое солнце, заливающее зеленью все вокруг и тысячью зеленых искр играющее на лимонном снегу. Единственное, что меня озадачило это то, что цвета были очень стабильны. Скажем чересчур. Я видел исключительно `вторичные’ цвета. И мертвая тишина. Я стоял и смотрел на чуть оранжевое небо. Не знаю сколько это продолжалось, как вдруг откуда-то послышался голос отца, зовущий меня по имени. Я опустил глаза и увидел перед собой его. И еще мне показалось; когда я опускал глаза воздух опять как-то странно дернулся. Он стоял и с неподдельным удивлением смотрел на меня. Цвета сразу же стали возвращаться к `двух цветности`.