Я замерла, не моргая, когда поняла, что только что сказал мне Кайл. — Вы называете меня лгуньей, мистер Картер?
Кайл скрестил руки на груди и покачал головой. — Нет, Тиган, я не называю тебя лгуньей. Я говорю тебе, что ты ошибаешься на его счет.
— Папа, заткнись, черт возьми, — рявкнула Хоуп, ее голос был полон чистого отвращения, когда она спрыгнула с дивана и встала перед отцом. — Не делай этого с ней. Она и так достаточно натерпелась.
— Ей нужно это услышать, Хоуп, — ровно ответил ее отец. — Ли ходила к нему перед вынесением приговора — до того, как он выгнал всех, кто заботится о нем, из гребаной тюрьмы — и ребенок был в полном беспорядке. — Выпрямившись, Кайл посмотрел поверх головы Хоуп прямо мне в глаза. — Я думаю, что каким-то образом эта девчонка Таннер провела вас обоих, и вы попались на ее крючок, леску и грузик.
Волна истерики вырвалась на поверхность, заставив меня весело рассмеяться. — Ты пытаешься разрушить мою жизнь? — потребовала я, обезумев от смеси ярости и горя.
Все мое тело яростно тряслось.
Я, казалось, не могла остановиться.
— Для танго нужны двое, Кайл, и насколько я помню, Ноа был более чем добровольным участником, — прорычала я, отказываясь верить в чушь, стекающую с его губ. — Он трахнул ее. Прямо передо мной.
— Я знаю, как это выглядит, Тиган, — горячо ответил Кайл. — Я знаю, как это звучит, но ладно. Это не Ноа. Ты же его знаешь. Он бы не сделал этого с тобой.
— Зачем ты это со мной делаешь? — прошептала я, бледнея. — Прошло девять месяцев. Зачем снова все это поднимать?
— Слушай, — вздохнул Кайл, потирая лицо рукой. — Я не пытаюсь намеренно расстроить тебя. Но если бы ты могла просто навестить этого парня... поговорить с ним.
— Нет, — отказалась я, пятясь по короткому коридору в свою спальню. — Я этого не сделаю.
Как только дверь за мной закрылась, я бросилась на кровать и заплакала, как ребенок.
Позже, когда мистер Картер улетел, в мою комнату вошла Хоуп.
— Я не буду спрашивать, все ли у тебя в порядке, — сказала она мне, подходя и садясь на край моей кровати. — Потому что это глупый вопрос, когда очевидно, что это не так. — Погладив меня по голове, Хоуп тяжело вздохнула. — Мне так жаль за моего отца, Тигс.
Спрыгнув с кровати, я начала мерить шагами комнату. Я не могла сидеть спокойно и принимать ее жалость. Я не могла, черт возьми, сидеть с этой болью. Развернувшись лицом к Хоуп, я взмолилась: — Пожалуйста, скажи мне, что я поступила правильно.
Я закрыла глаза и боролась с внутренним голосом, который говорил мне, что я ошибалась на его счет. Я никогда не хотела оторваться от своей жизни больше, чем в этот момент.
Жалость заставила меня почувствовать, что я ошибалась?
Правильно ли делать поспешные выводы, не выслушав его?
Неужели я была такой дурой, что даже подумала, что мои глаза обманули меня?
Я была в таком замешательстве.
— Скажи мне, что я не ошиблась в оценке ситуации, — выпалила я, не в силах справиться с бурлящими внутри меня эмоциями. — Пожалуйста, Хоуп, скажи мне, что твой отец ошибается.
— Я не знаю, Тиган, — простонала она. Поднявшись на ноги, она подошла к окну моей спальни и выглянула сквозь занавески. — Я хочу верить, что ты ошиблась в его оценке, — сказала она мне после долгой паузы. — Мое сердце говорит мне, что ты права…
— Но? — предположила я, чувствуя, что впереди меня ждет очень большое «но».
— Это просто слишком сомнительно, — призналась она. Повернувшись ко мне лицом, Хоуп сморщила нос. — Ты видела его и Риз собственными глазами, и не то чтобы они не были вместе много раз до этого.
— Точно, — устало воскликнула я. — Я их видела. Я не выдумала это. — Хотя мне бы хотелось.
Хоуп вздохнула. — Послушай, я знаю Джордана всю свою жизнь, — сказала она мне. — И если он мог сделать то, что он сделал со мной, изуродовать мое сердце и предать меня, то мне жаль, Тиган, но я не питаю особой надежды к остальному мужскому населению.
— Да, — прошептала я, внимая ее словам, чувствуя, как мое сердце снова разрывается. — Я тоже.
ГЛАВА 8
Ноа
Свет отключили несколько часов назад, и с тех пор я лежал в темноте, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из камер по обе стороны от нашей. Придурки слева от нас спорили из-за пропавшей пачки сигарет. Те, что справа, дрались, потому что могли; потому что в этом месте больше нечего было делать.
Я оставался совершенно неподвижным на своей койке, тихий как мышь, пока ломал голову и пытался придумать план, который не приведет к тому, что меня убьют в этом месте. Сегодня утром меня вызвали на драку. Я отказался.
Теперь я выжидал, пытаясь понять, как, черт возьми, мне не придется использовать кулаки в этом месте. Меня окружали придурки, многие из которых знали о моем прошлом уличного бойца. Это их заинтересовало. Это заставило их захотеть сбить с меня спесь или два. Я не боялся ни одного человека в этом месте, но я не хотел проблем. Я был чертовски измотан.
— Какая она была, Мессина? — спросил Лаки, нарушая жуткую тишину, и этот вопрос сбил меня с толку. Я думал, что парень спит.
Перевернувшись на спину, я сложил руки за головой и уставился на металлические прутья над головой. — Кто?
— Твоя девушка. — Я слышал, как он извивался на койке надо мной. — Ты так и не сказал мне ее имени. — Тишину наполнил звук чиркающей спички, за которым последовал аромат никотина, разносящийся по воздуху.
— Тиган, — прошептал я, чувствуя жжение в груди, которое возникло, когда я произнес ее имя вслух. — И она была... другой. — Тиган была единственной, кто когда-либо знал меня — как будто действительно знал меня. Она потрудилась копнуть глубже, найти во мне изъян и все равно полюбить меня. Это было ненормально. Она ненормальная. — Она была занозой в моей заднице, — добавил я с ухмылкой, вспоминая многочисленные случаи, когда Торн не доставляла мне ничего, кроме неприятностей.
— Она любит тебя?
— Недостаточно.
— Ты все еще любишь ее?
— Это больше не имеет значения, — прошипел я сквозь сжатые зубы. Да, черт возьми, я все еще любил ее, но я не из тех парней, которые открыто говорят о своих чувствах. Господи, до Торн я бы не подумал, что у меня есть чувства, о которых можно говорить. — Это в прошлом.
— Это единственное, что имеет значение, — поправил он. — А прошлое никогда не остается в прошлом. Оно всегда ждет своего часа, готовясь ворваться и испортить настоящее, — пробормотал он и после паузы добавил: — Я бы поставил свою последнюю сигарету на то, что она — причина, по которой ты в этом замечательном заведении.