Губы Шона изогнулись в понимающей улыбке. — Вот и все, — прошептал он, как будто весь мир внезапно обрел смысл. — Ты обожглась.
— Думаю, если ты называешь уничтожение своего сердца сожжением, то да, я уже сгорела, — проворчала я. — Я все еще сгораю.
— Хочешь поговорить об этом? — спросил он.
— Нет.
— Хочешь напиться?
— Определенно.
ГЛАВА 13
Ноа
Со временем мое сердце ожесточилось, сжалось и умерло в груди, и я позволил себе забыть о Джей Ди Деннис и его угрозах той ночью. Я знал, что он все еще где-то там, но мне было все равно. Мне больше нечего было терять. Теперь меня волновала только борьба... ну, борьба и садист, сидящий на койке передо мной.
— Хватит шевелиться, мужик, черт! — прошипел Лаки, отталкивая меня назад ладонью.
— Я пытаюсь, — прошипел я сквозь стиснутые зубы, обхватив руками металлическую койку и готовясь к боли. — Блять, Лаки, я думал, ты сказал, что знаешь, что делаешь?
— Я знаю, — ответил мой единственный друг в этой дыре, нанося чернила сбоку на мою грудную клетку. — Так что перестань реветь как сучка и позволь мастеру творить чудеса.
— Посмотри на меня, — прорычал я, сжимая прутья койки, когда мне показалось, что он собирается перерезать мне ребра. — Я истекаю кровью.
Я не был чужд боли, но позволить Лаки татуировать меня его гребаной смесью чернил было почти невыносимо. — Блять! — прошипел я, когда он порезал меня, должно быть, в пятидесятый раз. Вытянув руку вперед, я выхватил сигарету, которая балансировала между его губ, и поднес ее ко рту, глубоко затягиваясь.
— Вот так, — пробормотал он, — готово.
Затянувшись в последний раз, я передал Лаки и слез с кровати. — Господи Иисусе, — прорычал я, глядя на свою нежную, окровавленную кожу. — Ты, блять, изуродовал меня, мужик.
— Ты хотел занозу в боку, Мессина, — протянул Лаки, откидываясь назад с нижней койки, где он сидел. Посмеиваясь, он восхищался своей работой с дерьмоедческой ухмылкой на лице. — И, похоже, она у тебя есть.
Тиган
Сегодня был день рождения Ноа, и я обнаружила себя, как и в любой день рождения до этого, стоящей перед почтовым ящиком в конце моей улицы с мятым конвертом в руках. Я потеряла счет тому, сколько раз я писала ему письмо, только чтобы струсить, прежде чем отправить его.
Толпы людей проходили мимо меня, продолжая свою повседневную жизнь, не обращая внимания на смятение, бурлящее внутри меня.
Может быть, я была слишком гордой, или, может быть, я была трусихой, но поскольку дни превращались в недели, а недели превращались в месяцы, а затем в годы, я обнаружила, что слишком боюсь отправить это чертово письмо. Я хотела, но я боялась того, что он скажет, или, что еще хуже, чего он не скажет, если решит вести себя так, как я в начале.
Моя жизнь не была похожа на чертов Дневник. Мой Ноа не был на войне, он был преступником, отбывающим срок за тяжкое преступление, и я, черт возьми, не была ничьей союзницей.
У меня не было денег или богатого жениха.
Нет, все, что у меня было, это пачка счетов длиннее обеих моих рук и лучшая подруга, которая была более эмоционально испорчена и закрыта, чем я.
Засунув конверт обратно в карман пальто, я закрыла глаза и прошептала: — С днем рождения, Ноа.
ГЛАВА 14
Тиган
— Убей меня сейчас. — Полурычание, полурев, донесшийся из спальни Хоуп, был моим первым предупреждением о беде.
Большое чучело гориллы, с которой она спала ночью, швырнули через полпути из ее комнаты в мою.
— Что случилось? — осмелилась спросить я, не уверенная, действительно ли я хочу знать.
— Я потеряла шестьдесят тысяч слов, — прошипела она, войдя в мою спальню, выглядя несколько ненормальной, ее волосы были спутаны и стояли в сорока разных направлениях. — Пропали, черт возьми, потеряны. Навсегда. Вот что не так.
С видом чистого отчаяния Хоуп бросилась на мою кровать рядом со мной и схватила мою подушку. — Этот кусок дерьмового компьютера снова сломался и снова стер всю мою работу. У меня есть сроки, в которые я не могу уложиться, у меня есть обязательства, которые я не могу выполнить, и теперь я официально облажалась, — простонала она, закрыв лицо моей подушкой, лежа на спине. — Вся эта работа впустую. Просто оставьте меня здесь гнить. Я закончила. Я ухожу. Я ухожу на пенсию.
Я сказала тебе делать резервные копии своей работы, вертелось у меня на языке, но я заставила себя сдержаться.
Хоуп была права в одном.
Ее компьютер был куском дерьма.
Он доставлял ей неприятности уже несколько месяцев. — Не будь такой драматичной, Хоуп. Ты работаешь на себя, и твои читатели поймут, если тебе нужно будет отодвинуть дату на несколько месяцев. Так что просто успокойся и купи новый компьютер, — сказала я ей. Ей действительно нужно было обновление. — Но, может, прими душ, прежде чем идти в город. — Я быстро вдохнула запах своей подруги и подавилась. — Я понимаю, что ты в своем отшельническом, запертом в доме режиме писателя, но я думаю, тебе стоит выбраться из квартиры на день. — Вместе со мной, добавил я про себя. Я прекрасно знала, почему Хоуп предпочитала тусоваться со своими новыми друзьями; они не напоминали ей о прошлом. Они не знали о Джордане, и она могла притворяться, когда была с ними. Бог знает, я понимала это, но мне это не нравилось. Хоуп была уязвима, и я ненавидела видеть, как ее используют.
— Ты не понимаешь, Тигс, — простонала она, игнорируя часть про душ. — Я начала это — я написала свою самую первую книгу на этом куске дерьма. Он имеет сентиментальную ценность. И я не хочу сглазить. Насколько я знаю, мне невероятно повезло. Этот компьютер может стать моим счастливым талисманом.
Я закатила глаза. — Тебе не повезло, ты чертовски талантлива. — Спрыгнув с кровати, я потянулась вперед и схватила ее за руку, стаскивая ее жалкую, вонючую, заросшую задницу с моей кровати. — Слова здесь, — сказала я ей, похлопав ее по голове, — а не в этом куске дерьмового пластика.
Я привыкла к безумному писательскому режиму Хоуп и понимала, когда ей нужно было погрузиться в книгу и остаться там, но она была похожа на ослепленного кролика, когда выныривала, чтобы глотнуть воздуха.
В этот раз все было серьезнее, чем обычно. Хоуп стало так плохо только около годовщины. Это как-то ее испортило, а ее испорченность как-то спасла меня от того, чтобы скатиться по этой же спирали.
— Я не знаю, — пробормотала она, дергая за рукава своей толстовки — той самой, которую она носила со среды.