— Да, мы геи, – выдал я.
Лицо учителя поменяло три цвета. Причем быстрее, чем меняются цвета на светофоре.
— Я с детства знал, что он склонен любить себе подобных. Именно тогда я и взялся искоренять это, зажег его сердце ненавистью. Естественно, он больше ни о чем не мог думать, кроме мести. Шли годы, он становился взрослее. Я уже успокоился и подбирал ему невесту. Я нашел очаровательную девушку, Лули Юэ Фэй. Она бы подошла ему как никто другой. И я со спокойной совестью ждал его из Германии. Но когда я увидел тебя, я понял – что-то не так. Джанджи изменился, это было видно сразу с первых минут. Он был влюблен, как апрельский воробей. Это очевидно. Ты приручил его, житель Европы. Ты за неделю сделал то, чего я добивался 20 лет. А все потому что вы не такие. Я хотел убежать от этого, но это было бы глупо.
Я молча слушал его. Мне было стыдно за то, что я тогда дал слабину, не донес его до дома. А я-то считал себя Гераклом, способным на все. Даже не смог спасти любимого человека…
— Как мы оказались здесь?
— Вас нашел Нордон. И вовремя.
— Кто такой Нордон?
— Нордон, иди сюда, – учитель тихо засвистел.
В комнату, цокая по линолеуму когтями, вошел гигантский рыжий пес и сел посередине комнаты, приветливо махая хвостом.
— Нордон тащил меня по вашим следам. Мы бы нашли вас еще раньше, но шел сильный дождь, который мешал собаке искать след. Когда я пришел, Джанджи прижимал тебя к себе и хрипел, зовя на помощь.
— Я урод…
— Нордон побежал за помощью, я остался с вами. Осмотрев тебя, я понял, из-за чего ты упал,
— И из-за чего же?
— Приступ астмы. Я отпаивал тебя чаем, пока ты был без сознания.
— Что теперь будет с Биллом?
— Будем надеяться на лучшее, – с этими словами учитель вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Я гладил Торнадо по щеке.
— Ты же сильный. Ты выкарабкаешься, и я заберу тебя к себе. Будешь жить со мной и Мартой. Она добрая и тебе понравится. У нее получаются самые вкусные блины в мире.
Я еще долго нес всякую чушь, пытаясь звуками своего голоса успокоить Торнадо. Я не знал, слышит ли он меня, просто разговаривал с ним. Я ощущал дикую виновность в произошедшем. Значит тогда, в дождь, он очнулся и даже пытался звать на помощь. Какой же я козел…
Я посмотрел на часы. 11 утра, еще утро. Кажется, я провалялся без сознания всю ночь.
— Эй ты, голубая душа, пошли завтракать, – услышал я голос мастера. Я улыбнулся. Ничего такой старикан, понимающий. Другой на его месте катался бы в истерике.
Я вяло жевал рис. Есть не хотелось, приходилось сломать себя и засовывать в рот по зернышку.
— Может ему врача вызвать?
— Я сделал все, что требовалось, – ответил учитель, закуривая. Скоро дым заполнил кухню. Я отставил от себя чашу с рисом и молча ушел к Торнадо.
Я сидел у него до вечера. Меня пугала неизвестность. Он был совершенно неподвижен. Я молил всех богов, чтобы он очнулся. И то ли я им надоел, то ли еще по какой-то причине, но я услышал тихий вдох. Он приоткрыл глаза.
— Ты меня слышишь? – задал я совершенно идиотский вопрос. Торнадо хотел что-то сказать, не смог и еле слышно застонал. Похоже, он чувствовал себя лепешечкой всмятку.
— Все хорошо, я рядом,– я осторожно прижал его голову к себе. Он всхлипнул. Я услышал скрип двери и обернулся. В дверном проеме стоял учитель. На лице довольная улыбка, в руках цветок шиповника.
— Пожалуй, я подойду попозже, – загадочно сказал он и вышел. Я обнимал Торнадо и шептал ему на ухо всякие глупости. Внутри меня все ликовало и пело. Это был просто неописуемый восторг. Он жив. Он будет жить. От знакомого студента-медика я знал, что если человек пришел в себя, то боятся уже нечего.
Торнадо был настолько слаб, что даже не мог отвечать, а только тихо дышал. Я положил его обратно на подушки. Было видно, что ему очень плохо. Он закрывал глаза и стонал от боли.
Я досидел до глубокой ночи. Голова кружилась, мышцы ныли. Но все-таки я не мог уйти отдохнуть. Стоило мне сделать движение к двери, как он тянулся за мной и жалобно стонал, прося меня остаться. Я остался с ним на ночь. Пожалуй, это была самая длинная ночь в моей жизни. В комнате тихо, только слышно тиканье часов и неровное дыхание Торнадо. Учитель не заходил в комнату. Я сидел на стуле и долго гладил Торнадо по волосам. Мне нравилось трогать его за волосы. И похоже это разрешалось только мне.
— Я тебя люблю, – шептал я, а у него не было сил даже улыбнуться. Я потрогал его лоб. Похоже, температура уже перевалила за 38 градусов. Он вяло облизывал пересохшие губы.
Я начал рассказывать ему о своей школьной жизни. Рассказал, как мы с Лу разбили стекла в школьной теплице, швырнув землю мимо горшка. Поведал о том, как с Майклом первый раз сходили в боулинг, после чего месяц ходили со сломанными пальцами. Я делал все, чтобы он улыбнулся, хотя чувствовал себя все хуже и хуже. В глазах уже белело от острой головной боли. Торнадо иногда приоткрывал блестящие от жара глаза и что-то шептал. Что именно – разобрать было сложно. Я различал только слова «никогда», «люблю» и «ужас». Я встал, чтобы сходить на кухню и принести ему воды. Он слабо уцепился за футболку, пытаясь меня удержать, но я, шатаясь, вышел из комнаты.
Когда я вернулся со стаканом воды, по щекам Билла текли слезы. Я представлял, как ему больно. Аккуратно посадив его на кровати, я поднес к его губам воду. Он даже не разжал губ, когда кромка стакана коснулась их.
— Попей, мой хороший, тебе станет легче, – упрашивал я. Учитель, сидевший на кухне, подсыпал в воду какой-то порошок. Похоже, именно запах лекарства мешал Торнадо. Он капризничал и отворачивался.
— Попей водички, умоляю тебя, любимый мой, хороший, ты поправишься, и я заберу тебя отсюда. Здесь тебя больше ничего не держит, ты выполнил свою миссию. Мы сделаем тебе новые документы и ты будешь гражданином Германии. Ведь ты хочешь этого, правда?
Торнадо наконец разжал губы. Я стал потихоньку поить его. Он пил мелкими глотками и поминутно облизывался, промокая сухие губы.
— Вот умница, – ворковал я, убирая стакан и садясь обратно на стул. Я положил голову на край постели и вздохнул. Лекарство должно сделать свое дело. Торнадо гладил меня по волосам, путаясь пальцами в прядках.
В комнату вбежал Нордон. Он залез под кровать, свернулся калачиком и затих.
Я закрыл глаза. Голова уже просто взрывалась. Кости ломило так, как будто по ним стучали молотком. Ноги отнимались от невыносимой боли. Я не хотел пугать Билла, поэтому через силу улыбнулся и шептал какую-то белиберду, пока окончательно не вырубился.